— Как считаешь, это красиво?

Хелен заморгала. По-своему красиво, ответила она, подавшись к рисунку.

— Только я почти не разбираю черт девушки. Похоже, лицо бедняжки совсем стерлось.

Вот тогда я поняла, что никогда не расскажу ей о Селине. Она не услышит меня. Если б сейчас я показала ей Селину, она бы ее не увидела, как не разглядела четкие контуры Истины. Для нее они слишком неуловимы.

Я тоже становлюсь неуловимой и нереальной. Я развиваюсь. Никто этого не замечает. Все видят, как я пунцовею и улыбаюсь, а мать еще говорит, что я располнела в талии! Они не знают, что я удерживаю себя среди них одной лишь силой воли. Это очень утомительно. Когда я одна, как сейчас, все совсем иначе. Тогда — сейчас — сквозь кожу я вижу свои бледные кости. С каждым днем они все бледнее.

Плоть утекает от меня. Я превращаюсь в свой призрак!

Наверное, в своей новой жизни я буду посещать эту комнату.

Но пока надо еще немного побыть в старой жизни. Сегодня в Гарден-Корт мать и Хелен забавлялись с Джорджи, а я подошла к Стивену и сказала, что хочу кое о чем его спросить.

— Объясни мне, как обстоит дело с материными и моими деньгами. Я в этом совсем не разбираюсь.

В своей обычной манере брат ответил, что мне и не нужно в том разбираться, поскольку есть он, мой поверенный, но я не отставала. Он поступил великодушно, когда после папиной смерти взвалил на себя все наши дела, сказала я, но мне тоже хотелось бы немного о них знать.

— Думаю, мать тревожится, что будет с домом и моим благосостоянием, случись ей умереть.

Если б я разбиралась в этих вопросах, я бы могла их с ней обсудить.

Чуть помешкав, брат взял меня за руку и тихо сказал: он догадывался, что и меня это слегка беспокоит. Что бы ни случилось с матерью, я должна знать: в их доме для меня всегда найдется место.

«Добрейший человек из всех, кого я знаю», — однажды сказала о нем Хелен. Сейчас его доброта показалась мерзкой. Вдруг пришла мысль: интересно, пострадает ли его карьера, когда я совершу то, что задумала? Мы исчезнем, и все, конечно, решат, что побегу Селины способствовала я, а никакие не духи. Станет известно насчет билетов и паспортов...

А как она пострадала от законников? Но я ничего не сказала и лишь поблагодарила Стивена.

Он же не умолкал:

— Что касается сохранности родительского дома, не стоит зря беспокоиться!

Отец был весьма предусмотрителен. Если б хоть половина отцов, чьи дела он ведет, были так же заботливы, как наш! Мать — состоятельная дама, сказал Стивен, какой и пребудет до кончины.

— И ты, Маргарет, имеешь полное право на свою долю наследства.

Разумеется, я о том знала, но мое богатство всегда казалось мне бесполезной пустышкой, ибо не придавало жизни смысла. Я взглянула на мать, которая забавляла Джорджи: кукольный негритенок на ниточках выплясывал по столешнице, топоча фарфоровыми ножками. Склонившись к брату, я сказала, что хотела бы знать, насколько я богата, из чего состоит мое богатство и как им можно воспользоваться.

— Мой интерес чисто теоретический, — поспешно добавила я, и Стивен рассмеялся.

Понятное дело, сказал он. Ты всегда и во всем искала теоретические основы. Однако сейчас он не мог сообщить мне цифры, поскольку нужные бумаги хранились в папином кабинете. Можно выкроить часок завтра вечером.

— Ничего, что мы займемся этим в Сочельник? — спросил Стивен.

А я даже забыла, что наступает Рождество, и брат опять усмехнулся.

Тут нас позвала мать, требуя, чтобы мы посмотрели, как Джорджи хихикает над негритенком. Видя мою задумчивость, она спросила:

— О чем вы там говорите, Стивен? Не забивай сестре голову всякими серьезностями! Через месяц-другой от них и следа не останется!

У матери куча великих планов, как в новом году заполнить мои дни.