Стукнули расшнурованные ботинки. Заскрипел матрас.
Темза черна, как патока. Видны огни моста Альберта, деревья Баттерси-парка, беззвездное небо...
Полчаса назад мать принесла мое лекарство. Я сказала, что хочу еще немного посидеть, пусть оставит флакон, я приму позже, но она не согласилась. Мол, «для этого я еще не вполне здорова». Пока рано.
Мать отмерила в стакан капли и покивала, глядя, как я проглатываю микстуру. Теперь я слишком устала, чтобы писать, но, пожалуй, слишком растревожена, чтобы уснуть.
Да, мисс Ридли была права. Я закрываю глаза и вижу лишь промозглые белые коридоры Миллбанка и двери камер. Как там узницы? Думаю о Сьюзен Пиллинг, Сайкс, мисс Хэксби в тихой башне и девушке с фиалкой, чье лицо было так прекрасно.
Интересно, как ее зовут?
2 сентября 1872 года
Селина Дауэс
Селина Энн Дауэс
Мисс С. Э. Дауэс
Мисс С. Э. Дауэс, транс-медиум
Мисс Селина Дауэс, знаменитый транс-медиум,
ежедневные сеансы
Мисс Дауэс, транс-медиум
Ежедневные сеансы в спиритическом отеле Винси,
Лэмз-Кондит-стрит, Лондон 3В
Уединенное и приятное место
СМЕРТЬ НЕМА, КОГДА ЖИЗНЬ ГЛУХА
...еще говорится, что за дополнительный шиллинг видению придадут четкость и темный абрис.
30 сентября 1874 года
Материн запрет на рассказы о тюрьме продлился лишь до этой недели, поскольку все наши гости желали услышать мои описания Миллбанка и его обитателей. Всем хотелось душераздирающих деталей, от которых пробирает озноб, но память моя четко сохранила картины совсем иного рода. Меня скорее донимает заурядность факта, что в двух милях от Челси, там, куда можно добраться на извозчике, раскинулось громадное, темное и мрачное здание, в котором заперты полторы тысячи мужчин и женщин, вынужденных пребывать в молчании и покорности. Я ловлю себя на том, что вспоминаю о них, занимаясь чем-нибудь вполне обычным: пью чай, потому что хочется пить, беру книгу или шаль, потому что свободна от дел или озябла, и вслух произношу стихотворную строчку лишь затем, чтобы получить удовольствие от прекрасных слов. Я делаю это сотню раз на дню и вспоминаю узников, которым ничего этого не дано.
Скольким из них снятся в холодных камерах фарфоровые чашки, книги и стихи? В эту неделю Миллбанк являлся мне не раз. Снилось, будто я заключенная и в своей камере аккуратно выкладываю в ряд нож, вилку и Библию.
Однако от меня ждут других деталей; мое разовое появление в тюрьме гости считают своего рода забавой, но мысль о том, чтобы вернуться туда в другой, третий, четвертый раз, повергает их в изумление. Лишь Хелен воспринимает меня серьезно.
— Как! — восклицают все другие. — Неужто вы и вправду хотите поддержать тех женщин? Ведь там воровки и... всякое хуже!
Гости смотрят на меня, потом на мать. Как можно, спрашивают они, мириться с моими походами туда? Разумеется, мать отвечает:
— Маргарет всегда поступает как ей вздумается. Ведь я сказала: если ей потребно занятие, работу можно найти дома. Есть отцовские бумаги — его превосходные записи, которые нужно разобрать...
Я объяснила, что бумагами займусь позже, а сейчас хочу испытать себя в нынешнем деле и хотя бы посмотреть, что у меня получится. Услышав это, мамина подруга миссис Уоллес одарила меня этаким пытливым взглядом, и я задумалась, насколько она осведомлена или догадывается о моей болезни и ее причинах.
— От врача я слышала, что для хандрящей души нет лучшего снадобья, чем благотворительность, — сказала миссис Уоллес. |