- Все прекрасно!
- Я так не думаю, - серьезно сказал я, - и если вы темните…
- Ну, зачем вы так! - явно волнуясь, воскликнула Анна. - Никто вас не собирается обманывать. Правда, Саша? Вы, кажется, собрались уйти?..
- Да, - сказал я, - но сначала мне нужно переговорить с генералом с глазу на глаз! Вы не могли бы оставить нас наедине.
Выставлять хозяйку с ее собственной кухни было наглостью, но мне так не нравилось поведение новых знакомых, что я спокойно переступил через вежливость и приличия.
Анна дернулась, но ничего не ответила, вопросительно посмотрела на генерала. Похоже, ночные страсти их сильно сблизили. Он поморщился как от чего-то горького и примирительно сказал:
- Ладно, Анюта, выйди, видишь человек не в себе.
Хозяйка пожала плечами и, независимо взмахнув полами прозрачного халатика, вышла.
Мы остались вдвоем. Александр Богданович по-прежнему сидел в одних трусах и это его, похоже, не смущало.
- Ну, и о чем вы хотели со мной говорить? - спросил он умиротворенным голосом, каким обычно говорят с детьми или тяжело больными.
- Вам придется мне рассказать, что случилось сегодня утром.
- Что значит… Я уже говорил, что ничего не случилось. И мне кажется, вам лучше отсюда уйти, - теперь уже холодно, ответил он, - нельзя быть таким навязчивым!
- Я, кажется, не прошу у вас ничего особенного, - начал я, с отвращением сознавая, что голос у меня начинает звучать просительно, - мне нужно всего на всего узнать, что здесь происходит и почему вы все темните…
- Молодой человек! Что вы себе позволяете! - начал генерал, потом поправился. - Вы сами не понимаете, что хотите. И почему вы решили, что я должен заниматься вашими проблемами?
- Вы еще помните, что я вчера спас вам жизнь? - начиная по-настоящему злиться, спросил я.
- Ну и что, разве я спорю, только при чем здесь это? И прошу запомнить, я всего навсего слуга закона и не могу переносить свои личные отношения, - он замялся, не находя нужных слов и кончил с офицерской прямотой, - если совершил преступление - имей мужество нести за это ответственность!
- Понятно, - сказал я, - а теперь рассказывайте, что произошло, пока я спал.
- Нечего мне тебе рассказывать, - перешел на «ты» почти интеллигентный генерал, - дом окружен, и самое лучшее для тебя - сдаться правосудию! Я, возможно, и замолвлю словечко, но отвечать тебе за содеянное всё равно придется по всей строгости закона. Учти, чистосердечное признание и раскаянье смягчают участь!
- Учту, - пообещал я, - а теперь рассказывай все подробно и не крути.
- Нечего мне рассказывать! - сердито ответил он. - Когда стало известно, что ты скрываешься в этой квартире…
- От кого стало известно и кому? - перебил я его наводящим вопросом.
- А если от меня? Или ты думаешь, что я, генерал милиции, стану покрывать государственного преступника и террориста?
- Понятно, значит, заложил меня ты.
- Не нужно, не нужно таких слов! - жестко сказал он. - Что значит «заложил», мы с тобой что, криминальные подельники?! Я только выполнил свой долг и доложил руководству, где скрывается… Где ты прячешься от возмездия!
Я всегда знал, что спорить на нравственно-этические темы с генералами - самое последнее дело, потому опустил свою оценку его поступка и перешел к конкретному допросу:
- Кто блокировал дом?
- Понятно кто, наш ОМОН, а на что ты рассчитывал?
Ни на что подобное я не рассчитывал и попенял себе за легкомыслие и неосторожность. |