Повседневная жизнь в Петербурге

Благодаря полученному образованию у братьев Нобелей не было проблем в общении с окружающим миром. Родителям было труднее, поскольку отсутствие языковых знаний являлось существенным препятствием. Тем не менее никто из них не чувствовал себя изолированным. В 1840‑х годах в Петербурге проживало столько же финнов, сколько в бывшей столице Финляндии Або и в новой столице страны Хельсинки. Численность финнов приближалась к 13 тысячам человек, что соответствовало полутора процентам населения города. Из них почти половина говорила на шведском. Кроме того, в городе проживало еще около 600 шведов, прибывших из Швеции. Таким образом, шведскоговорящее население Петербурга в 1840 году составляло около шести тысяч человек.

Кроме того, во времена, когда школ было мало и обучение в них еще не было обязательным, понятие языковых норм совершенно отличалось от современного. Высокий слог был прерогативой образованного меньшинства, в то время как большинство петербуржцев говорило на диалектах всех языков, которые их окружали. В 1830‑е годы журналист Фаддей Булгарин отметил, что для понимания финской кухарки требовались финский, русский, немецкий и эстонский словари – но никакой грамматики. Точно так же шведский язык «по‑петербуржски» представлял собой смесь шведских, русских, немецких и финских слов. Возможно, Иммануил чувствовал себя как дома, общаясь на этом лингва франка, так напоминающим ту тарабарщину, на которой общался в юности, плавая по Средиземному морю.

Естественным центром шведскоязычных петербуржцев была Евангелическо-лютеранская община Св. Екатерины. Большинство шведов-иммигрантов и шведскоговорящих финнов по прибытии в Петербург регистрировались в этой общине, являвшей собой лютеранский приход, подчиненный Санкт-Петербургской консистории. (У говорящих на финском языке была своя община, расположенная в том же квартале города при церкви Св. Марии.) Регистрация не была обязательной, но большинство к ней прибегали ради обеспечения ритуальных услуг, таких как крещение, брак, погребение и т. п. По какой‑то причине Иммануил медлил с этой процедурой для себя и своей семьи. Только осенью 1849 года в церковных книгах зарегистрировано свидетельство о переезде, датированное Стокгольмом 24 октября 1842 года. Согласно записи, г-жа Нобель, чей муж, «г-н кондуктор, Нобель, по имеющимся сведениям, проживает в Санкт-Петербурге, переезжает туда <…> в сопровождении двух своих сыновей, Людвига Эммануэля <…> и Альфреда Бернхарда». Причина, по которой Иммануил не записался сразу по прибытии в город в 1838 году, возможно, была связана с тем, что он не предполагал надолго там оставаться.

Железные стропила и оконные рамы

Деятельность мастерских «Огарёв и Нобель» и «Нобель и сыновья» не ограничивалась изготовлением колес, а включала в себя производство самых разнообразных изделий, начиная с железнодорожных костылей до стропил для Эрмитажа и оконных решеток для немецкой церкви Св. Анны. В 1849 году Иммануил подал заявку о привилегии на «устройство железных стропил с решетинами оконных рам и поручней для лестниц». Привилегия была выдана в марте 1851 года на десять лет, как и привилегия на колесоделательные машины. Когда в 1850‑е годы ремонтировался Казанский собор, подоконники и решетки заказали у «Нобеля и сыновей». Оконные рамы Нобеля также использовались при ремонте машиностроительного завода «Арсенал». Другой заказ включал железные жалюзи, двери, рамы с железными переплетами для окон, а также ворота с железным замком для строительства форта «Рисбанк» в Кронштадте. В то же время в 1852 году мастерская изготовила железные ворота для Северного дока канала Петра I в Кронштадте. Этот заказ был получен в конкуренции с мастерской Берда.

Эти фотографии Иммануила и Андриетты сделаны в 1853 году, в дни процветания механического завода

Однако не всё производство было ориентировано на государственные или военные нужды.