— Мы его обязательно возьмем. Если он рассчитывал на долю добычи, то его надежды не оправдались, а это значит, что в ближайшем времени ему придется снова браться за работу. Но теперь мы уже знаем, к чему прислушиваться.

— Не сомневаюсь, вы его возьмете.

— Если Ники что-нибудь вспомнит, понимаешь, все, что угодно, но лучше всего было бы лицо. Мой номер у тебя есть. На этот раз я отвечу.

— Ты не думаешь, что…

— Его давно уже и след простыл. Поверь мне, он не станет ошиваться здесь, когда вокруг гудит растревоженный улей правоохранительных органов.

Они попрощались, неловко обнявшись, — двое крепких мужчин, которые не привыкли показывать свои чувства, но тем не менее все равно их испытывают, после чего Ник неуклюже забрался в машину, и водитель тронулся. Боб проводил взглядом своего самого близкого, возможно, единственного друга, повернулся и направился к своей взятой напрокат машине — надоевшему маленькому зеленому «форду», который за последнее время много набегался, доставляя его в самые разные места. Бобу уже приходила мысль купить настоящий хороший «додж чарджер», кроваво-красный, с мощным восьмицилиндровым двигателем, спойлерами и прочими наворотами, чтобы отпраздновать то, что он в очередной раз остался в живых.

Чувствуя всепроникающую боль в бедре, Боб приблизился к своей крошечной машине и с удивлением увидел, что кто-то поставил рядом новенький «додж чарджер», машину его мечты, но только черный и сверкающий. Дверь открылась, и показалось знакомое лицо. Это был молодой Мэтт Макриди, занявший в Бристоле четвертое место на МПСШ-44.

— Добрый день, комендор-сержант. Услышал об этой встрече и предположил, что смогу вас здесь найти.

— Привет, Мэтт, как дела? Прими мои поздравления с успехом в гонке.

— Сэр, по тому, что я слышал, это не идет ни в какие сравнения с той гонкой, которая выпала на вашу долю. Я просто езжу по кругу, и никто в меня не стреляет.

— Ну, в общем-то, я по большей части тоже ползал кругами, надеясь, что меня не подстрелят.

— Сержант Свэггер…

— Сынок, я же говорил тебе: просто Боб.

— Хорошо, Боб, хозяева гонок никогда ничего не скажут, но я все равно пришел, чтобы вас поблагодарить. Если бы эта проделка удалась, это стало бы ужасным пятном. Вы все остановили. Один полицейский признался мне, что вы сделали это в одиночку. Значит, никакого пятна нет. Никакой грязи. Никаких плохих воспоминаний. Больше того, мне почему-то кажется, что все те, кто не был ранен и не лишился своего дела, в каком-то извращенном смысле насладились случившимся. И гонки — по-прежнему главное.

— Спасибо, Мэтт. Кажется, все принимают меня за агента ФБР, и сейчас даже Бюро делает вид, что это так, поэтому, наверное, мне пора возвращаться на крыльцо своего дома.

— Сомневаюсь, что вы надолго там задержитесь. Но есть еще одно.

— Что?

— Тот человек, водитель.

— Да?

— Кажется, я знаю, кто он.

Этими словами молодой гонщик полностью завладел вниманием Боба.

— Отлично. Ты выдвигаешься на первую позицию в этой игре.

— Это человек, убивший моего отца. Во время гонок, одиннадцать лет назад. Он толкнул его прямо на ограждение, убил его на глазах у всех. Все знали, что это умышленное убийство, но расследования не было, потому что хозяева гонок не хотели расследования и скандала. Его просто вывели из игры, позаботившись о том, чтобы он больше никогда не выходил на старт.

— Значит, он — бывший гонщик?

— Лучший из лучших. Он мог бы стать богом. Воспитанный самым упорным учителем, закаленный самым твердым и жестким наставником, обученный не знать пощады, устрашать, побеждать или погибать в стремлении победить.