От девушек я узнал, что люди квартала до прошлого года помогали Сими и пускали его спать в свои дворы. Но после того как мальчик начал подворовывать, все испугались. Теперь в него бросали камни и палки, едва завидев у открытой двери.

В ту ночь среди детей на задворках сада находился и Сими. Но в отличие от друзей он не довольствовался дырой в доске, через которую можно было смотреть. Припав лицом к земле, он прополз под забором и просунул голову внутрь. Теперь пыльный пучок его растрепанных волос торчал из куста дикого цикория.

Каким-то образом тетушка Варвара все же заметила детей и, схватив кочергу, накинулась на них. Все быстро сбежали. Но бедный Сими не смог уберечь свою голову и заверещал, как крыса, которой прищемило нос мышеловкой.

Я вскочил, намереваясь во что бы то ни стало впустить ребенка внутрь и накормить где-нибудь в уголке. Но было уже поздно: тетушка Варвара сполна угостила несчастного Сими, и он с воплями убежал.

В общем, вечер удался на славу. Вот только, когда подали кофе, священник Хрисантос начал клевать носом. То и дело он уносился в мир возвышенно-духовных видений, улыбаясь во сне долме и сладостям, которые приготовила тетушка Варвара.

Лефтер-эфенди тоже вел себя странно. Он не спал, а, наоборот, таращил глаза и сидел очень прямо и неподвижно. Только его грудь порой поднималась с таким звуком, словно он плакал. Что касается каймакама, он собрал девушек вокруг себя и, судя по всему, заигрывал с ними (пусть это будет на его совести!). Я еще не достиг того возраста, когда знаешь, как взрослый мужчина может перешучиваться со знакомыми барышнями, не выходя при этом за рамки приличия. Поэтому я счел шутки каймакама чисто отеческими и ничего плохого не подумал.

Да, прием прошел очень весело. Если бы в последний момент Лефтер-эфенди не упал в обморок и не перепугал нас, веселья, наверное, было бы еще больше.

VIII

Через неделю был канун Пасхи и Праздник огня. Мусульмане и евреи из разных уголков городка тоже пришли посмотреть, поэтому в церковном квартале людей собралось больше, чем обычно.

С наступлением темноты на площади и в переулках вспыхнули вязанки терновых ветвей. Не только дети и молодежь, но даже старики прыгали через костер, порой сталкиваясь и падая. Отовсюду доносились крики, смех и песни.

Большая церковная дверь, обычно закрытая, была широко распахнута. Колокол звонил не умолкая, а старейшины квартала в праздничных одеждах группами входили внутрь.

Стематула поймала меня у двери дома.

— Кемаль-бей, вы не пойдете? В церкви очень многолюдно, будет весело... — сказала она.

Никаких других дел у меня не было, поэтому я надел пиджак и пошел следом за Стематулой.

Рина не показывалась уже несколько дней. Судя по тем слухам, которые до меня доносились, мать снова отшлепала ее и посадила под домашний арест. Вполне вероятно, этой ночью ее бы простили в честь праздника и отпустили в церковь. Я был бы счастлив возможности уединиться с Риной где-нибудь в уголке церковного двора, порадоваться ее освобождению и увидеть тень смущения в ее глазах.

У входа продавались свечи. Я купил две самые дорогие, одну протянул Стематуле и направился к церкви.

Но она удержала меня, схватив за руку.

— Еще не началось, — сказала она, — не хотите ли немного прогуляться по саду?

Небольшой садик, меньше монастырского двора по соседству, утопал в листве многочисленных деревьев. Его окружали высокие стены, поэтому раньше я и не подозревал, что он существует.

Десять или двенадцать девушек увлеченно прыгали через огонь, многие из них были мне незнакомы. Я боялся сделать что-то не так и рассердить священников, поэтому остановился и уже собрался повернуть назад. Но тут девушки насильно потащили меня за собой и вынудили пару раз перепрыгнуть через огонь.