СТАРУХА. Я отослала заказ прямо в Париж, там и сшили все точно по размеру!

ЖЕНЩИНЫ А и Б. Неужели?

ЖЕНЩИНА В. Да уж, с японскими портными не сравнишь.

МУЖЧИНА А. Так в чем вопрос! И вы носите заграничные тряпки.

МУЖЧИНА Б. Между прочим, у нас и кавалеры ни в чем не отстают от дам. Вы видели? Даже наш премьер–министр пожаловал на вечер в английском фраке. Вообще–то, истинные джентльмены шьют себе туалеты исключительно в Лондоне.

ЖЕНЩИНЫ продолжают щебетать, окружив СТАРУХУ и ПОЭТА. МУЖЧИНЫ тем временем ведут беседу, уединившись на скамейке.

МУЖЧИНА В. До чего очаровательна эта госпожа Комати!

МУЖЧИНА А. Любая дурнушка при свете луны сойдет за красавицу.

МУЖЧИНА Б. О нашей Комати этого не скажешь. Она не менее обворожительна даже при ярком солнце, а уж при свете луны просто нет слов.

МУЖЧИНА А. Между прочим, говорят, ее весьма и весьма непросто обольстить. Надо полагать, потому и гуляет про нее столько сплетен.

МУЖЧИНА Б (беседуя на английском, тут же сам себя и переводит). Virgin is something like scandal, то есть девственница — это что–то вроде дурной репутации.

МУЖЧИНА В. К ней воспылал страстью генерал Фукакуса. Вы только взгляните на его несчастную физиономию. Похоже, он объявил трехдневную голодовку.

МУЖЧИНА А. И забросил военную службу. Сочиняет стихи в честь этой самой Комати. Неудивительно, что от него отвернулись коллеги по военному ведомству.

МУЖЧИНА В. Ну, а кто из нас может поручиться, что добьется благосклонности госпожи Комати?

МУЖЧИНА Б. Если только уповать на провидение.

МУЖЧИНА А. Ну да, на провидение тухлой рыбешки. Ах, бедная рыбешечка, как нежно я тебе сочувствую.

МУЖЧИНА В. И я, ха–ха–ха. (Громко рассмеявшись.) Да я смотрю, за обедом приходится все время расстегивать ремень. Признаться, довольно неудобная штука. (Поправляет ремень на брюках. Подражая ему, МУЖЧИНЫ А и Б, проделывают то же самое.)

Показываются два официанта. Один несет серебряный поднос с бокалами для коктейлей. Другой — поднос с закусками. Пока гости заняты фуршетом, ПОЭТ, совершенно равнодушный к происходящему, не сводит глаз со СТАРУХИ. Три дамы с бокалами в руках пристраиваются напротив той самой скамейки, где уже расположились кавалеры.

СТАРУХА (совсем юным голосом). Похоже, где–то плещется фонтан, хотя ничего такого и близко не видно. А прислушаешься, так кажется, словно далеко–далеко накрапывает дождь.

МУЖЧИНА А. Какой красивый голосок, девственный и звонкий, как весенний ручеек.

ЖЕНЩИНА А. Слушаешь и… будто познаешь азы красноречия.

СТАРУХА (озираясь на задник сцены)… Все еще танцуют. А как при этом в окнах мечутся тени. И окна — вы только взгляните! — то внезапно зажгутся радугой, то вдруг исчезнут во тьме. И тут же на них замерцают пляшущие человечки, точно воссиял отблеск небесного огня. До чего удивительное зрелище!

МУЖЧИНА Б. Чувственный голосок, признайтесь, он пронзает в самое сердце.

ЖЕНЩИНА Б. Даже мне, женщине, стоит заслышать его, как сразу душа наполняется нежностью.

СТАРУХА. Вон и колокольчик звенит. Слышно гул экипажа и цоканье копыт…Чья эта карета? Что–то пока никого из наших высочеств–принцев я не заметила. Но ведь точно такой колокольчик принадлежит японскому императорскому дому… Ах, как в парке пахнут цветы. До чего же терпкий и сладкий аромат…

МУЖЧИНА В. Госпожа Комати не чета другим женщинам.

ЖЕНЩИНА В. Какой кошмар! Она же украла фасон моей театральной сумочки.

Тихо наигрывает вальс. Все принимаются танцевать, составив бокалы на подносы официантам. СТАРУХА и ПОЭТ — в прежних позах.

ПОЭТ (мечтательно). Очень странно…

СТАРУХА.