Повозился с запирающим устройством и откинул крышку. Из открывшегося провала пахнуло запахом нагретого металла, смазки, пластика. Надежным запахом боевой машины. Но и еще чем-то...

    Адельберто нырнул в темноту, Тор, чуть помедлив, последовал за ним. Крышка люка – тоже слегка помедлив – с низким гулом стала задвигаться за ним.

    * * *

    – Так этот тип – Крюге – работал непосредственно с Тором?

    – поинтересовался Роше, посматривая на часы и барабаня короткими пальцами по коробочке блока связи.

    – Тут надо кое-что уточнить, – возразил Пер. – Это не Ганс, а я работал с Толле... И тем не менее, я не думал, что использовать его идеи можно будет где-нибудь в обозримом будущем.

    Не хватило интуиции. А вот сам Толле был в этом уверен с самого начала. Тут дело в особенностях науки Чура. Если это можно называть наукой. Они все что могли прочли из того, что им оставили сгоревшие в прах отцы – и премудрости физики и секреты физики и тайны математики... Они постарались все это понять и как могли переварили в своих головах, брошенные дети Чура... Но в этих же головах бродили и дико перевранные сказания Запретного Эпоса, и невероятные понятия Языка Псов и жуткая, искаженная логика всего мира постапокалипсиса... И черт знает какой коктейль образовался в этих головах!

    – Продолжайте, Пер, – ободрил его Роше. – Неплохо узнать, наконец, с кем нам предстоит встретиться...

    – Я уже сказал, – отозвался Густавссон, – что для выживших после термоядерной катастрофы поколений Чура характерна невероятно развитая интуиция. Так вот, сказать это – значит не сказать ничего! Лет сорок тому назад эти итальянцы – Кармоди и Реджиани – неплохо продемонстрировали всему миру чего можно добиться, растормозив скрытые сигнальные системы человеческого мозга. Так вот: это были только цветочки! Если Кармоди удалось, так сказать, сыграть на этом инструменте лишь пару тактов, то самый серый из колонистов Чура может исполнять на нем фуги и роковые композиции. Запросто! Мы вообще недооценивали богатство внутренней жизни этих людей. Воображаем, что она столь же бедна и аскетична, как их быт. А дело то обстоит наоборот! Это мы с нашей постоянной завязкой на среду, на внешние условия смешны им. Когда – в две тысячи сороковом, кажется, появилось доказательство невозможности построения единой теории поля, наши теоретики облегченно вздохнули и махнули рукой на эту тупиковую ветвь познания. На долгие годы. Занялись проблемами подпространственного перемещения и всем таким... А если разобраться, то Гартман и братья Измайловы всего-то и доказали тогда просто варант теоремы Г деля: непозможность непротиворечивого описания множества всех известных физических взаимодействий на формализованном языке современной физики. Только и всего. Я в свое время сам с тупым самодовольством растолковывал это Тору – тогда, на мой взгляд, зеленому мальчишке. Он, впрочем, наверное, мало изменился.

    Он к этому отнесся совершенно спокойно, Торвальд Толле – к невозможности объединить в одной физике гравитацию, электричество и ядерные силы! К тому, что завело в тупик Эйнштейна, и от чего Гартман ушел в монастырь, а Ватанабе застрелился! А вот Тор ни капли не расстроился. Не стал делать из этого трагедии. И потихоньку слепил себе другую физику. Которая все это смогла. Это и многое другое. Правда, в ней – этой его физике, нельзя сформулировать понятие поля, и арифметика к ее объектам не всегда применима, но это уж – детали. Это ведь в нашем понимании Толле – крупнейший теоретик, а на Чуре он – Оружейник.