И добавила, что та сама умоляла Лотос ему позвонить… Усекла, Пеони? Позвонить мужу! То есть Герберт Абоди и был Зеленым Драконом, потому как Лотос, что бы там ни думали, что бы ни говорили Малез и все остальные, звонила один-единственный раз! Тот уже собирался что-то ответить, но в это время до него донесся душераздирающий крик: это Флориана звала на помощь. Потом она замолчала, и Лотос объяснила Хозяину, что это ворвался я, что я слишком много видел, и спросила, какой будет приказ. Приказ, Пеони, улавливаешь? Несколько слов, а может быть, вообще только одно — то ли «да», то ли «нет»… Одно слово, от которого зависели две человеческие жизни! Но Абоди не отдал приказа, он не успел его отдать, потому что крик Флорианы, который вырвался из прикрытой его ладонью трубки, услышал не он один. И если из его ответов тому, кто звонил, было мало что понятно, то крик этот сделал понятным все. «Положите трубку!» — наставив пистолет на мерзавца, сказал месье Венс. Абоди машинально отложил ее в сторону — для того, чтобы вытащить свой — нет, мой! Тот, который он у меня украл! — браунинг. Месье Венс выстрелил первым, но промахнулся, это его пуля пробила стекло в двери. Тогда Абоди выпустил в него подряд три пули. Разоруженный и тяжело раненный месье Венс бросился на противника. Замечу в скобках, энергии, видать, у него было на десятерых, если в таком состоянии он рвался в бой. И ясно, откуда эта энергия! Крик Флорианы звучал еще в ушах, иначе бы сил попросту не хватило. Он вырвал у Абоди оружие и стрелял, стрелял, стрелял, пока не опустошил обойму… Потому что с Абоди надо было разделаться немедленно, иначе он бы перезвонил. Однако миляга Герберт и после этого не унимался. Больше того, он даже не упал! Больше того, он схватил со стола стилет, которым пользовался, чтобы разрезать бумагу, и сделал вперед шаг, потом другой… А у месье Венса в руках не было ничего, кроме моего разряженного пистолета. Ну, и он шарахнул эту сволочь рукояткой по башке. Никак на такой поворот дела не рассчитывавший Абоди будто только этого и ждал: сразу же свалился, как подкошенный, мордой об стол. Тут и пришел ему конец. А мой браунинг полетел через дырку в стекле, упал в соседней комнате на пол и заскользил по плиткам, как кусок мыла…
— И там мисте' Мат’иш на него натыкаться?
— Как ты догадалась, черт подери? Пеони! Ты сроду не была такой догадливой!
— Моя не была, — скромно потупила глазки Пеони. — Моя не догадайся, толька ваша 'асскаывать п'о это уже шесть 'аз, мисте' Стив!
— Точно… — грустно подтвердил Стив, но потом усомнился. — Неужели шесть раз?
— Или семь, мисте' Стив. Моя слушать. Или восемь.
Стив огляделся по сторонам. Эти облупленные стены с грубо намалеванными на них драконами, эти подозрительные на вид матрасы, этот запах, от которого блевать хочется… Как сюда могло занести белого человека?
А Пеони? Она даже не хорошенькая. Волосы? Лошадиная грива. Грудь? Плоская, как у мальчишки. Как он мог раздевать ее, спать с ней, прижимать к себе, растворяться в ней? Откуда появлялось это желание, которое пришло к нему и сейчас, как приходит потребность в новой трубке и так — до тошноты, до полного изнеможения.
В глубине души он знал, как, что и откуда. И еще он знал, что эта тяга будет сохраняться столько времени, сколько с ним останется его горе, а может быть, и дольше… Достаточно был вспомнить слова Флорианы: «Вам когда-нибудь случалось оплакивать дорогого вам человека? Погодите, когда случится такое, сами увидите!»
Пусть теперь за трубку придется выкладывать полтора доллара.
Когда об этом думаешь, это к тебе приходит.
|