– В какой, ты сказал, газете?

Младший понял, что вожделенные три рубля уже плывут ему в руки, и с поспешной готовностью ответил:

– «Комсомолка» за позавчера. И во вчерашней «Смене» – слово в слово! Только я не помню, как называется…

Старший Заяц достал трешку, протянул младшему, сопроводив акт расплаты воспитательно-педагогическим напутствием:

– Будешь опять клей «Момент» нюхать – яйца оторву! Понял?

И стал спускаться со ступенек кинотеатра.

– А ты куда? – спросил младший, любовно расправляя смятую трехрублевку.

– На кудыкину гору, – остроумно ответил старший. – Отвали!

И мне стало очень неуютно от недоброго предчувствия…

Сергей Алексеевич Самошников уже второй день температурил и не выходил на промозглые, холодные ленинградские улицы, чтобы совсем не расхвораться в такое нелегкое время.

А в «детской», на Лешкином диванчике, лежала Любовь Абрамовна с прыгающим давлением. Каждое движение вызывало у нее сбой нормального сердечного ритма, и в этот момент ей казалось, что сердце ее делает какой-то акробатический кувырок, а потом на пару секунд само замирает от испуга и удивления… И это было очень страшно!

Но Любовь Абрамовна – бывший участковый доктор – знала, что все сердечные недомогания обычно вызывают повышенное чувство страха, и поэтому уговаривала себя не впадать в панику.

– Я вам корвалол накапал, мама, – говорил ей Серега.

– Сколько?

– Сорок капель.

– Можешь еще десять добавить, Сереженька.

И «Сереженька» добавлял в рюмочку еще десять капель.

– Ты принял аспирин, сынок? – спрашивала его Любовь Абрамовна.

Только что на кухне Серега принял полстакана водки с перцем и поэтому бодро отвечал:

– Аспирин?… А как же?! Естественно, принял. Что это мы вместе расхворались, мама? Ну, прямо Кот Базилио и Лиса Алиса…

Фирочка вернулась с работы на полтора часа раньше обычного времени, увешанная продуктовыми сумками.

– Как мама? – спросила она с порога.

– Ничего, – ответил Серега. – Не хуже, слава те Господи…

– Что у тебя с температурой?

– Нормальная.

– Нормальная – это сколько?

– Тридцать семь и восемь. Но было же больше!

– Ты-то хоть не свались, Серенький…

– Иди к матери, а я тебе поесть приготовлю, – сказал Сергей Алексеевич.

– Не нужно. Я на работе перекусила. Я сейчас возьму машину и поеду в колонию к Толику-Натанчику. Мне звонил Лидочкин отец и сказал, что договорился с заместителем начальника колонии по воспитательной работе – нам в порядке исключения дают внеочередное свидание с Толиком. А ты оставайся дома и паси маму. И завязывай с водкой…

– Лечусь, Фирка… Лечусь, родненькая, – дрогнувшим голосом ответил ей Серега и отвел в сторону глаза, полные слез.

Фирочка поцеловала Серегу в небритую щеку, на мгновение прижалась к нему, резко выдохнула и пошла в «детскую» к матери.

…А еще через пятнадцать минут Фирочка уже выходила из подъезда к своему «Запорожцу» с сумкой, полной разных вкусностей для Толика-Натанчика.

Сопровождал ее пожилой сосед с третьего этажа, которого Фирочка встретила на выходе и пообещала подкинуть до станции метро «Академическая»…

Очень, очень внимательно следил за ней Заяц!

Он сидел на подоконнике лестничной площадки второго этажа противоположного дома и не спускал глаз с подъезда Самошниковых.