Глядя на него, не скажешь, что Иван кого-нибудь или чего-нибудь боится — это мощный большеголовый мужчина с румяной физиономией — не то от съемок на пленэре, не то от пьянства, которому подвержен. Временами он впадает в запой, сопровождаемый депрессией и поисками смысла жизни, часто драками. Характер, помимо депрессий, жизнерадостный, хотя темы работ у него, прямо скажем, странные: заброшенные, богом забытые уголки, полуразрушенное жилье, несчастные, забитые бедностью какие-то потусторонние люди, чья беззащитность бьет в глаза; лопухи, заборы, свалки, бездомные собаки. Мэтр очень любит Ивана, но однажды сказал, что от его работ хочется повеситься. В прошлом году Иван получил первую премию на выставке в Торонто, чем очень гордится. Кукол он, разумеется, не боится, еще чего! Так, богемное интересничанье и кокетство мастера, треп в присутствии прекрасных дам. Тем более Марго ему нравится. Они обе ему нравятся. В смысле, Зоя тоже…

— Я их не боюсь, — говорит Марго. — И ее не боюсь. И ты не боишься, не надо трындеть. Между прочим, напрасно, потому что она ночью оживает. Так что не фиг шляться, понял?

Это намек на недавнюю эскападу Ивана, который ночью с фонариком пошел шарить в буфете — душа горела, а попал в комнату к Елене, и она подняла дикий визг. Ей бы промолчать, дурехе… так нет! В итоге все повылетали в коридор кто в чем, перепугали друг друга до полусмерти, тем более перегорели пробки и темень была хоть глаз выколи.

Иван Денисенко задумывается…

— Жуткая баба, — ежась, говорит о Маске Елена, приятельница Марго, — аж мороз по шкуре. Выбросила бы ты ее, Маргоша, смотри, накличешь!

Елена — актриса, смуглая некрасивая носатая экзальтированная женщина; прекрасно читает стихи «серебряных» поэтов и поет под гитару. Слегка переигрывает во всем: вибрируя голосом, выпуская сигаретный дым, пригубливая вино, хватая за руку собеседника и «читая» по ладони; щурясь, взглядывая в упор исподлобья… одним словом, осеняет себя этаким театральным душком демонизма.

— Эта парочка как двуликий Янус, — говорит о подругах Иван Денисенко. — Инь и янь. Свет и тень. А страшна-то, страшна — не приведи господь! Но! — Он поднимает указательный палец. — Что-то в ней есть! И личность. Ты видел ее на сцене? — обращается он к сыну Мэтра, Диму. — Кого она, так сказать, воплощает? Леди Макбет? Екатерину Медичи? Серийную убийцу?

— Не видел. А ты спроси, если не боишься, — предлагает тот.

— Спрошу. А эта, — он кивает на женщину в кресле и понижает голос до шепота, — внутри живая! Права Марго. Дышит и шевелится, когда никто не видит. И кашляет! Клянусь, сам слышал!

Иван еще и не такое увидит и услышит! А не увидит, так соврет запросто, как всякий творческий человек. Тем более у него интерес к оккультизму, мистике, парапсихологии и вообще всякому полтергейсту то ли истинный, то ли дань моде. А еще он склонен к депрессии и не дурак принять в хорошей компании, как читатель уже знает. Человек со всячинкой, одним словом.

Сын Мэтра — Дмитрий Рубан, Дима, Димчик или просто Дим; еще Наследник, — великовозрастный бездельник, на пару лет старше последней мачехи, с очередной подругой Наташей, которую сразу же окрестили Барби. Наташа-Барби. Коса до пояса, большие голубые глаза, нежный голос сирены и олимпийское спокойствие; занимается йогой — каждое утро сидит в позе лотоса на циновке на открытой веранде. Руки на коленях, большой и указательный пальчики колечком, глаза закрыты. На морозе в бикини, и не мерзнет. Уходит в себя. И даже не чихнет ни разу. Как ни странно, не модель, как другие девушки Дима, а наоборот, воспитательница в детском саду, причем в младшей группе.