Изменить размер шрифта - +

– Странным мне должно показаться, что вам это не нравилось, так? – догадался Паршин. – По идее, чем больше заключенных сотрудничает с администрацией, тем меньше шансов, что в исправительной колонии возникнут чрезвычайные ситуации или беспорядки.

– Что-то вроде того, – согласился Тимур. – Только вот Вдовин закладывал наших подопечных не для того, чтобы получить какие-то поблажки от администрации или из страха за свою жизнь, а просто так. Ему доставляло удовольствие сдавать зэков, если вы понимаете, о чем я.

– Он никогда ничего не просил взамен?

– Нет, он просто сдавал их, и все. А потом наслаждался тем, что они понесли наказание. Понимаете, он был таким чутким, таким тихим и вдохновенным. Нет, не то: по мнению других заключенных, он был правильным. Пионер, понимаете? Только пионер, вынужденный перейти на противоположную сторону. Пионер для заключенных. Почти все в лагере считают, что он никогда и ни за что не станет ябедничать, сплетничать, стравливать кого-то, и уж тем более не станет сообщать администрации, что увидел или услышал. При нем часто обсуждали дела, о которых «хозяин» или вертухаи не должны были знать. А он их всех сдавал!

– Всех, кроме Ледоруба? – предположил Паршин.

– Он и его сдавал не раз, – возразил Тимур. – Ледоруб – один из тех, кто его раскусил. Он ненавидел Молодого, в этом Колодников прав. Я до сих пор не могу поверить, что они бежали вместе.

– Единственное разумное объяснение – Молодой узнал о побеге и заставил Ледоруба взять его с собой, – неожиданно для самого себя произнес Паршин.

– А это вариант, – протянул Тимур, с удивлением глядя на следователя. – Знаете, эта мысль мне в голову не приходила, а должна была прийти. Уж кто-кто, а я-то Молодого насквозь видел.

– Все это хорошо в теории, но на практике – как он мог узнать о готовящемся побеге? – задал резонный вопрос Паршин.

– Этого я не знаю, – ответил Тимур. – Знаю только, если бы Молодой узнал о побеге, но бежать не собирался, он тут же пришел бы к начальнику колонии и выложил бы ему все лично.

– Пришел к начальнику? Разве у заключенных открытый доступ к начальнику колонии? – удивился Паршин.

– У Молодого был. В любое время дня и ночи его отпускали к «хозяину», таково было распоряжение самого Веденеева, – покосившись на дверь, негромко проговорил Тимур и добавил: – Только я вам этого не говорил.

– Спасибо, Тимур, вы мне очень помогли, – искренне поблагодарил его капитан.

Тимур вышел из подсобки. Паршин последовал за ним, только на улицу не пошел. Он остановился на пороге в глубокой задумчивости. Известие о том, что Молодой был стукачом, его не слишком удивило, а вот тот факт, что начальник колонии Веденеев об этом умолчал, было странно. О чем еще он не сказал Паршину? Почему тянет с докладом о побеге? Хочет успеть исправить какие-то свои просчеты? Ну не мог же он сам помогать Вдовину?

– Нет, это нелепость! – вслух произнес Паршин, тряхнул головой и отправился исследовать остальные помещения прачечной.

Первая комната представляла собой ровный квадрат пять на пять метров. Вдоль одной из стен стояли в ряд три стиральные машины. Громоздкие корпуса промышленных машин крепились к стене специальными кронштейнами. На прилегающей стене стояла большая раковина, по своей конструкции напоминающая емкость для воды, какие использовали на садовых участках счастливые обладатели заветных «шести соток». Внутри раковины лежал скрученный в моток шланг для наполнения водой стиральных машин. Под раковиной стояли деревянные корыта, сохранившиеся, наверное, с дореволюционных времен.

Быстрый переход