|
– А остальное кому оставишь? – поинтересовалась кладовщица. – Я сейчас закроюсь, и до понедельника… – Я быстро, – сказала Настя. – Эту коробку отвезу наверх, найду кого-нибудь, кто поможет…. – Пять минут! – крикнула кладовщица ей в спину. Хотя с помощниками тоже все непросто. Начало июля, все знакомые уже разъехались на каникулы… Да, и еще сломанный лифт. – Вот блин, – сказала Настя. Пора было вспоминать, как ходят на шестой этаж пешком. Как и подсказывала ей память, занятие это было не из приятных, особенно если тащить под мышкой коробку с прошлой жизнью. Особенно если на ступеньках между четвертым и пятым этажами сидят всякие дуры… – Можно, я пройду? – А я чего, мешаю, что ли? – Мешаешь. – Ничего я не мешаю. – Мне лучше знать, наверное…. – Да проходи уже, что ли, овца… – От овцы слышу! Это вырывается у Насти автоматически, и она, обхватив руками коробку и прижавшись боком к стене, улыбается: как в старые добрые времена…. – Понаехали тут, – бормочет сидящая на ступеньках девица в синем с попугаями халате и раздраженно бросает окурок в сторону урны. – Что в деревне-то не сидится? Если все в город учиться поедут, кто ж коров-то будет доить? Настя не верит своим глазам: – Монахова? – Чего? – та вскидывает голову. – А, это ты… Я думала, абитура всякая шляется. – Монахова, – с чувством повторяет Настя, заряжая это слово сразу несколькими посланиями, которые Ирка должна уловить просто так, безо всяких утомительных словесных расшифровок. – Первое – ты чего, спятила? Мы с тобой не виделись почти целый год, со мной столько всякого случилось… Вообще-то, с тобой, наверное, тоже. Иначе бы ты не сидела на общежитской лестнице в таком виде. Второе – чего это ты сидишь тут в таком виде? Ты хоть в зеркало-то на себя смотрела? В этом месяце? Что это вообще такое с волосами и… Ты чего, ревела, что ли? Монахова, ты меня пугаешь, а меня, знаешь ли, теперь непросто напугать… – Не надо так на меня таращиться, – говорит Монахова. – В зоопарк поезжай, найди там крокодила и строй ему глазки. – Монахова, – потрясенно говорит Настя. – Двадцать лет как Монахова. И вообще, не думай, что я тебя простила! – Простила? Настя смутно припоминает, что прошлым летом они с Монаховой поругались, но что же там такое случилось, что Ирка до сих пор дуется? – Ты, Колесникова, как попугай стала, по три раза одно и то же повторяешь. Сначала «Монахова, Монахова…», теперь – «простила, простила…». Иди уже в свои апартаменты, не топчись на могиле. – Какие апартаменты? И… на какой могиле? – Твои апартаменты. Моя могила. Здесь, на этой лестнице. Здесь я себя похоронила. Настя вздохнула: – Слушай, захоронение нечесаное, мне нужно коробки перетащить из камеры хранения. Пошли, поможешь, а потом я буду разгонять твою грусть- печаль. – Ящик, – мрачно сказала Монахова. – Ящик пива, не меньше. – Ты уписаешься, деточка… – Не волнуйся, просто поставь ящик и отойди в сторону, – она встала, стряхнула с себя пепел, крошки и еще какой-то мусор. |
