– Да. Как приманку. Ведь это Дедстоун сделал так, что Фуллер послал меня к этому маньяку, Шадову?

– Это так, – не стал отпираться Рудольф. – Нам было нужно, чтобы Шадов сделал следующий ход. Выдал себя. Все как в охоте на кобру – кто первый дернулся, проиграл.

– И вы вовлекли меня. Мило, – теперь Джейн вытирала грязь и кровь с его щек. – Это ставит вас на одну доску с вашими врагами, разве нет?

– Возможно. Пусть мы на одной доске. Ведь это война. Здесь не выбирают оружие.

– Значит, выбора нет вообще?

– Почему же? – он заглянул ей в глаза, и у Джейн запульсировало в животе. – Есть линия, которая разделяет их и нас. Линия между тем, что мы есть и чем мы можем стать. Если поддадимся соблазну бросить все и служить только своим прихотям. Мы выбираем каждую секунду, по какую сторону этой линии находиться. Ты видела, на что похож выбор Люпионе. Но кто скажет, что наш выбор лучше?

– А где проходит эта линия? – пальцы Джейн скользили по лицу Рудольфа, как будто пытаясь запомнить его вслепую.

– Вот здесь, – Рудольф положил ей руку на грудь. – В твоем сердце.

Второй рукой он поднялся вверх, по ее бедру. Его большой палец лег в ложбинку между ягодиц, указательный и средний легко проникли в нее.

Долгую минуту он любил ее одними руками, не отпуская взглядом глаза Джейн. Задыхаясь, она сбросила халат, стянула через голову ночную рубашку.

Он дал ей сесть на себя сверху. Выгнулся на стуле, проникая в нее. Так глубоко и сильно, что можно было поверить – теперь и навсегда.

Если бы двигаясь в ритме их общего сердцебиения, она не видела его глаза. Не видела серую печаль по тому, что уходит, не начавшись.

Слишком близко, чтобы лгать. Даже самой себе.

В конце, обнимая его за шею, она беззвучно заплакала.

27

– Сколь неожиданная встреча, – развел руками Шадов.

Паровое кресло профессора Дедстоуна вкатилось в зал, сверкая металлическими поверхностями и лезвиями на осях колес. Рессоры с шорохом терлись о мраморный пол, мотор коляски гудел.

– Но не столь уж приятная, не так ли? – подхватил Дедстоун.

Правая рука профессора лежала на рукояти управления коляской. Левая поглаживала многочисленные курки блока стволов, укрепленного над подлокотником.

Шадов прищурился. После каждой их встречи боевая коляска Дедстоуна обзаводилась парой полезных новшеств. Прошлый раз это был огнемет. Сейчас он видел спонсон над правым колесом, ощерившийся жерлом короткого толстого ствола. Гонка вооружений продолжалась. Что же, у него тоже есть, чем удивить старого недруга.

– Я вижу, ваш прелестный гомункул вырос, – Дедстоун поднял голову на Арлекина. – Вы его хорошо кормили.

– Если бы сожрал твою печень, калека, у меня было бы несварение, – крикнул Арлекин, качаясь на люстре.

Дедстоун не обратил на его выходку никакого внимания.

– Вы ждете напрасно, Готфрид, – сказал он. – Ваши посланники потерпели неудачу. Зря вы думали, что Дитриха можно заменить каким‑то ликантропом.

– Я смотрю, вы в курсе всех новостей, – движением брови Шадов послал Коломбину и монстра в обход профессора.

Если он не усилил с прошлого раза броню на котле… шанс есть.

– То, что Дитрих не будет мириться с вашим обращением, было ясно с самого начала. Сочувствую вам, Готфрид. Он был истинной звездой вашего бродячего цирка.

– О, – сказал Шадов, чувствуя прилив ярости, способной не оставить от Нью‑Йорка камня на камне. – Вы же знаете, как я ненавижу, когда Балаган называют так.