— Вполне. — Сейчас ему хотелось лишь быстрее выйти из этого кабинета, где каждое его слово, каждое движение вызывало неприятие не только начальника участка, но и — по крайней мере, так ему казалось — ее бульдога, который укоризненно смотрел на него с фотографии в серебряной рамке на столе.

— Еще один момент. — Она ничем не погнушается, лишь бы убедиться, что он сдался. Итак, прощальный залп: — Тот покойник.

— Да?

— Тебе позвонили в пятницу утром?

— У меня был выходной. И мне сообщили, что место охраняется… — Ему хотелось добавить, что если уж тело пролежало под снегом всю зиму, то ничего с ним не случится, если оно полежит там еще пару дней. Однако он благоразумно промолчал.

— Если в нашем округе обнаружен покойник, то к этому нельзя относиться легкомысленно, Валманн.

— Конечно, нельзя.

— В таких случаях наше легкомыслие выглядит недостойно.

— Да…

— Поэтому я надеюсь, что в дальнейшем ты сосредоточишься на этом деле.

— Хорошо. Еще что-то?

— Это все, — ответила Моене, и внимание ее переключилось на стопку бумаг, лежавшую на столе. Он готов был поклясться, что она обменялись быстрым понимающим взглядом с бульдогом: «Пианино… Еще чего не хватало!»

6

— В течение восемнадцати лет был представителем партии правых в муниципалитете. Капитан команды «Львы». Учредитель профсоюза. Зимой и летом принимал самое активное участие в любительских спортивных соревнованиях. Четырнадцать кубков…

Стоя у плиты, Анита Хегг попробовала на вкус соус на основе красного вина. Филе в кастрюле уже покрылось темной корочкой, и теперь ему требовалось еще минут двадцать в духовке, чтобы дойти до полной готовности. Грибное соте с бобами и картофелем тоже было почти готово. Вот-вот и субботний ужин будет на столе. Она склонилась над плитой и еще раз попробовала еду:

— Еще чуть посолить? Что скажешь?

Взяв ложку, он притронулся к ней языком.

— Тебе решать, ты тут главная… — Валманн три года питался кебабами и горячими лепешками в самых многолюдных забегаловках Хамара, и из-за этого его вкусовые ощущения притупились, как он боялся, навсегда.

Она снова зачерпнула ложкой соус.

— Посолю-ка я еще.

— Ты становишься настоящим профессионалом. — Он стоял настолько близко, насколько мог, чтобы ее это не отвлекало.

— Я просто поняла, что это, оказывается, довольно занятно, — сказала она. — Черт! — Соус капнул на ее белый свитер.

— Настоящему повару всегда нужен настоящий фартук…

— Фартук… — скривилась она, оттирая пятно.

— Что, уже отказываешься от своих слов?

— Отказываюсь быть домохозяйкой. Ты знаешь, ведь когда мне было семнадцать и я сказала, что хочу работать в полиции, мой отец собрался отправить меня на курсы домохозяек. Ему как-то не пришло в голову, что последние курсы домохозяек закрылись еще до моего рождения.

Этого он не знал. Он многого не знал о ней.

И наоборот.

Они сближались медленно. Решение съехаться далось им обоим нелегко. Она помнила свой прежний неудачный опыт. Он раньше был женат, его брак длился долго и счастливо, но три года назад его жена умерла от рака. Аните было тридцать, ему — сорок три. Сейчас они вместе осваивали новые условия жизни практически с осторожностью антропологов, охваченные влюбленностью и полностью поглощенные друг другом.