Я
присматривался к шагавшему рядом со мной посыльному, к его узкому
несимпатичному лицу. Он был молод, но не было душевной простоты в его
бегающем настороженном взгляде и сжатых кривившихся губах,
свидетельствовавших о порочности и продажности.
Когда мы вошли в номер с окнами, выходившими в парк, посыльный нарочито
засуетился (перекладывал с места на место два моих чемодана, зажег свет в
ванной), явно стараясь выжать из меня чаевые.
- Не можете ли вы оказать мне услугу? - сказал я, вынимая пять
долларов.
При виде денег глаза посыльного заблестели, но он сказал:
- Смотря какую. Управляющий не любит, чтоб приводили девочек.
- Не о том речь. Мне бы хотелось сыграть на скачках, но я приезжий... -
Входя в новую жизнь, я не отказывался от старых привычек. Из конюшен
недавних надежд легким галопом опять выскочила Глория.
Посыльный показал плохие зубы, что у него, очевидно, означало улыбку.
- У нас есть свой букмекер. Через пятнадцать минут я приведу его к вам.
- Очень хорошо, - кивнул я и дал ему пять долларов.
- Весьма благодарен, сэр, - оживился посыльный, и бумажка тут же
исчезла из виду. - А не скажете ли, на кого собираетесь поставить?
- На Глорию.
- Ставки на нее один к пятнадцати, - заметил посыльный, бывший, надо
полагать, вполне в курсе этих дел.
- Совершенно верно.
- Ин-те-рес-но, - протянул он. И можно было не сомневаться, как он
намерен использовать полученные деньги. Ловкач и проныра, он все же
проживет и умрет в бедности.
Когда он ушел, я ослабил узел галстука и прилег на кровать, хотя вовсе
не устал. Подходящее утречко, чтобы пустить на ветер немного денег,
усмехнулся я про себя. Потом отметил, что рассуждаю примерно так же, как
зазывалы из телевизионных реклам.
Букмекер не заставил себя ждать. Рослый грузный толстяк в поношенном
костюме с тремя авторучками в нагрудном кармане, он пыхтел, когда
двигался, или же, сидя, говорил высоким тонким голосом, весьма
удивительным для этого массивного существа.
- Привет, дружище, - фамильярно обратился он, войдя ко мне и оглядев
меня и всю комнату быстрым оценивающим взглядом, ничего не упускавшим из
виду. - Морис сообщил, что у вас небольшое дельце ко мне.
- Да, небольшое, - кивнул я. - Хочу поставить на Глорию во втором
заезде в Хайалиа... - на мгновение я замялся. - Триста долларов. С утра
ставки принимали из расчета один к пятнадцати, - заключил я с такой
беспечностью, как если бы взлетел в открытом самолете на высоту в семь
тысяч метров без кислородной маски.
Толстяк вынул из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и, водя
по строчкам, некоторое время сосредоточенно изучал записи.
- Могу принять один к двенадцати, - наконец сказал он. |