|
И сейчас был даже рад тому, что бюрократические порядки заставили меня приехать к нему за помощью. Брат появился в баре, и меня поразил его вид. Когда мы расстались пять лет назад, это был крепкий, хорошо сложенный, уверенный в себе мужчина. А сейчас казалось, что эти годы совершенно измотали его. Он весь как-то съежился, согнулся; волосы на голове очень поредели, стали какие-то желтовато-серые. Он теперь носил очки с толстыми стеклами в золотой оправе, от них на переносице оставался глубокий след. Пробираясь между столиков полуосвещенного бара, Генри походил на трусливо озиравшегося зверька, вылезшего из своей норы и готового при первом же признаке опасности юркнуть обратно. Поднявшись из-за стола, я окликнул его. Мы молча пожали друг другу руки. Генри, наверное, понимал, что резкие изменения во всем его облике бросились мне в глаза и я пытаюсь не подавать виду, что замечаю их. - Тебе повезло, сразу же нашел, - сказал брат, вынув из кармана конверт и вручая его мне. Я вытащил из конверта свидетельство. Итак, все в порядке - бытие мое законно подтверждалось. Дуглас Трейнор Граймс, мужского пола, родился в США, сын Маргарет Трейнор Граймс. Пока я рассматривал пожелтевший листок бумаги, Генри торопливо снял с себя пальто и повесил его на спинку стула. Пальто было поношенное, обшлага и локти лоснились. - Что выпьешь, Хэнк? - обратился я к нему с нарочито подчеркнутой сердечностью. - Коктейль из виски, как обычно, - сказал Генри. Голос его не изменился, был таким же низким и звучным, подобно ценной, заботливо хранимой реликвии, оставшейся от прошлых лучших дней. - И мне то же самое, - кивнул я официанту, уже стоявшему у столика в ожидании заказа. - Ну, дорогой, значит, вернулся. Как блудный сын. - Не совсем так. Скорее, я бы сказал, остановился для дозаправки. - Ты больше не летаешь? - Я писал об этом. - Это единственное, о чем ты написал. Я, понятно, не упрекаю. - Брат развел руками, и я заметил, что руки у него немного дрожат. Боже мой, подумал я, ведь ему всего сорок лет. - Все у нас чертовски заняты, - продолжал он. - Общаемся редко, а годы уходят. Вот и идем своими, различными путями. Подали заказанные коктейли, мы чокнулись, и Генри с жадностью, одним глотком хватил полстакана. - После целого дня в конторе... - поймав мой взгляд, пояснил Генри. - Ах, эти унылые конторские дни. - Да уж, представляю себе. - А теперь рассказывай о своей жизни, - сказал Генри. - Нет, сначала ты расскажи о Магде, о своих детях и обо всем прочем. Мы выпили еще по два коктейля, пока Генри рассказывал о своей семье. Магда превосходная жена, но устает от всего - и от работы в родительско-преподавательской ассоциации, и от преподавания стенографии по вечерам. |
