– Но это серьезный шаг – купить Олудден и переехать сюда из Стокгольма…
– Ничего особенного, – сказала она. – Мы жили в доме под Стокгольмом, но решили сменить его на дом на Эланде.
– Почему именно Эланд?
Теперь Йоаким решил ответить.
– Семья Катрин жила здесь, – сказал он.
Катрин взглянула на него, и он тут же понял, что жена недовольна. Если кто-то и должен рассказывать о ее происхождении, то только она сама. А она этого не хочет.
– Где именно?
– В разных местах, – ответила Катрин, не глядя на репортера. – Они часто переезжали.
Йоаким мог сказать, что его жена – дочь Мирьи Рамбе и внучка Торун Рамбе, и Нюбергу было бы что написать, – но не стал этого делать, потому что Катрин почти не разговаривала с матерью.
– Сам я городской человек, – вместо этого сообщил он. – Вырос в восьмиэтажной бетонной коробке в Якобсберге среди машин и асфальта. Вот почему я так мечтал переехать за город.
Ливии надоело сидеть тихо на коленях у отца, и она побежала в детскую. Габриэль в свою очередь съерзнул с маминых колен и последовал за сестрой.
Йоаким послушал энергичный стук сандалий по полу и повторил то, что он уже тысячу раз говорил друзьям и соседям в Стокгольме:
– Этот остров прекрасное место для детей. Луга и леса, чистый воздух, чистая вода. Никаких простуд. Никаких машин. Никаких пробок. Здесь просто рай на земле.
Нюберг записал все эти банальности в блокнот, и они провели журналиста по первому этажу, показывая отремонтированные комнаты и те, где еще только предстояло поклеить обои и обновить пол.
– Печи в прекрасном состоянии, – заметил Йоаким. – И деревянный пол очень хорошо сохранился… его надо только отшлифовать.
Видимо, его энтузиазм был заразительным, потому что через некоторое время Нюберг перестал задавать вопросы и начал с любопытством оглядываться по сторонам. Он пожелал увидеть остальные помещения тоже, хотя Йоаким не хотел лишний раз вспоминать, сколько еще надо сделать.
– Больше смотреть не на что, – сказал он. – Одни пустые комнаты.
– Только одним глазком, – настаивал Нюберг.
Йоаким кивнул и открыл дверь на второй этаж.
Катрин и репортер поднялись за ним по шаткой деревянной лестнице в полутемный коридор. Окна выходили на море, но они были заколочены досками и пропускали только тонкие полоски света.
Ветер хозяйничал в темных комнатах.
– Здесь сквозняки гуляют, – сказала Катрин, сделав гримасу. – Правда, это спасает от влажности.
– Вот оно как, – произнес Нюберг, оглядывая оборванные обои и паутину под потолком. – Тут вам много работы предстоит.
– Мы знаем.
– Не терпится взяться, – прибавил Йоаким.
– Кстати, что вы знаете об этом доме? – сказал Нюберг после паузы.
– Вы имеете в виду историю хутора? – спросил Йоаким. – Немного. Агент по продаже недвижимости кое-что рассказал. Хутор построили в середине девятнадцатого века, но несколько раз перестраивали. Веранда явно построена недавно.
Он посмотрел на Катрин, словно спрашивая, не хочет ли она что-то добавить, например о том времени, когда здесь жили ее мама и бабушка, но она не заметила его взгляда.
– Нам известно, что смотритель маяка жил в доме с семьей и слугами, – сказал он, – и что здесь было довольно людно.
Нюберг кивнул и огляделся.
– Мне кажется, последние двадцать лет здесь почти никто не жил, – сказал он. – Четыре года назад здесь останавливалась семья беженцев с Балкан, но они быстро уехали. |