—    Не может быть.

Будто в подтверждение его слов появился Тарасов. Окинул фойе гордым, чуть насмешливым взглядом, увидел свою знакомую и издали поздоровался с ней кивком головы. «Сейчас подойдет к ней, и все изменится», — подумал Иванкин.

Но Тарасов остался с товарищами. Да, видно, позиции его на сердечном фронте сильно пошатнулись.

—    Вот и пойми этих женщин, — Иванкину было обидно за своего любимца. — На кого такого орла променяла?

—    Не такой уж Тарасов орел, — возразил политработник и закончил с сожалением: — Мало мы психологией занимаемся, Анатолий Васильевич.

—    Моя психология — полет. Там лучше всего характер проявляется. Кто в небе не дрогнет, тот и на земле не подведет.

К ним подошел капитан Тарасов:

—    Здравия желаю.

Иванкин поздоровался с подчиненным за руку и уловил запах спиртного:

—    Уж не с расстройства ль? [191]

—    Что вы? — усмехнулся Тарасов, поняв намек. — Наоборот, с радости. Рад за товарища.

Но это прозвучало фальшиво.

—    Вы что, забыли, что завтра полеты? — уже официально спросил подполковник.

—    Нет, не забыл, — ответил Тарасов. — Я выпил самую малость. До завтра и духу не останется.

—    Дело не в духе, а в дисциплине. Летать завтра не будете.

Тарасов было нахмурился, но тут же улыбнулся своей добродушной невинной улыбкой:

Точка, товарищ подполковник. Такое больше по повторится.

На следующий день была объявлена тревога. Едва смолк вой сирены, а аэродром уже кишел, как муравейник перед ненастьем:    авиаспециалисты расчехляли самолеты,

подвозили боезапасы, летчики тут же, у самолетов, прокладывали маршрут на картах. Прибывшие из вышестоящего штаба проверяющие во главе с немолодым полковником педантично записывали все в свои блокноты.

Подполковник Иванкин все чаще посматривал на часы. Нет, он не беспокоился, что подчиненные не уложатся вовремя. Тут полный порядок. Уже начали поступать доклады о готовности к вылету. Но где капитан Тарасов? Чем объяснить, что звено без командира? Проспал или куда уехал?

Подполковник решил были идти звонить в гостиницу, где жил Тарасов, по в это время увидел вынырнувшую из-за поворота знакомую высокую фигуру.

Тарасов прибежал красный, запыхавшийся. Под глазами синие круги, видимо, от беспутно проведенной ночи.

—    Ваш? — удивленно спросил председатель комиссии.

—    Да, капитан Тарасов, командир звена, — не зная куда деться от стыда, ответил Иванкин.

—    Какой же это командир? — еще больше удивился полковник. — Шум устраивает в гостинице, отдыхать другим мешает.

Иванкин от этих слов готов был провалиться сквозь землю. Не ожидал он такого от Тарасова. Вот тебе и отличный летчик. Слово дал. А чего стоит его слово? Сегодня опоздал на полеты, завтра опоздает в бой. Нет, такому человеку нельзя доверить ответственное дело.

Раздумья командира прервал голос полковника:

—    А теперь слушайте задачу... [192]

Истребители стремительно один за другим уносились ввысь и растворялись в дымчатом мареве. Солнце уже поднялось над горизонтом, но наплывающие с запада облака закрывали его. Небо было неприветливо, грязно-серого цвета.

На душе у Иванкина было муторно. Даже не радовали, как обычно, эти отливающие сталью остроносые, похожие на крылатых дельфинов истребители, содрогающие грохотом турбин землю и небо.