—    Разрешите, товарищ командующий? — забасил он, молодецки расправляя плечи. — Правда, у меня не вопрос, а предложение.

Тем лучше, — улыбнулся Одинцов. — Слушаем вас. Комдив взял под мышку большой альбом и направился через весь зал, заполненный командирами и начальниками, к Одинцову.

—    Задача, которую нам предстоит решать, нелегкая, — начал комдив твердо и скорее торжественно, чем озабоченно. — Но мы готовились к этому и кое-что придумали. — И он открыл обложку альбома.

С белого ватманского листа на Одинцова будто дохнуло весенней зеленью и синим бездонным небом, в котором выписывали замысловатые фигуры стремительные «миги» и «су», оставляя позади красные и синие полосы. Схемы атак истребителей и истребителей-бомбардировщиков по переднему краю «противника» были нарисованы рукой умелого художника, и когда комдив приподнял альбом и повернул к присутствующим, по залу прокатился восторженный гул. Комдив горделиво приподнял голову.

Одинцов перелистал альбом.

— Впечатляюще, — сказал он. — И при осуществлении вашего замысла это будет эффектное зрелище. Но какую роль в таком случае вы отводите артиллерии? Ведь обработка переднего края — ее прямая задача. Это, во-первых. Во-вторых, учитывая мощь современного оружия и скорость наших самолетов, такое сосредоточение авиации на узком участке ничем не оправдано. И, в-третьих, когда же вы думаете отрабатывать такие упражнения, как поиск и уничтожение объектов в тылу противника?

—    Но мы подыгрываем сухопутным войскам, — возразил комдив.

—    Не надо «подыгрывать», — Михаил Петрович сделал паузу. — Конечно, иные начальники считают, что чел! больше самолетов над головой и чем красивее они выписывают различные фигуры, тем и эффективность авиации выше. Но мы-то с вами не для воздушных гастролей готовим летчиков.

Зазвонил телефон. Одинцов взял трубку. Из вышестоящего штаба поступило распоряжение: срочно перебросить истребители-бомбардировщики на один из дальних аэродромов [195] и оттуда наносить удары по объектам «противника», расположенным в глубине его обороны.

—    Вот видите, — повернулся Одинцов к комдиву, — как раз то, о чем мы с вами говорили. Вам и решать эту задачу.

—    Но... У меня только одно подразделение осталось незадействованным. И вы сами знаете, каково там положение.

Да, Одинцов знал: много молодых летчиков, недавно назначен новый командир. И самое главное, что беспокоило, видимо, комдива, прошлогодние летно-тактические учения...

Подразделению предстояло тогда нанести удар по аэродрому «противника». Едва СУ-седьмые вышли на цель, как их атаковали истребители. И кое у кого из молодых летчиков нервы не выдержали, строй дрогнул, рассыпался. А перед очередным вылетом нашелся летчик, который вдруг заболел, хотя никаких признаков плохого самочувствия врач у него не обнаружил.

На последний факт никто особого внимания не обратил — мало ль как у человека обстоятельства сложились? А Михаилу Петровичу он объяснил многое: нет, не молодость

повинна в том, что летчики дрогнули в «бою». Все дело в их недостаточной психологической подготовке.

Говорят, у каждого человека есть своя история, а в истории свои критические моменты. И о человеке можно безошибочно судить только смотря по тому, как он действовал и каким являлся в эти моменты, когда на весах судьбы лежала его жизнь и его честь.

Все это так. Но Михаил Петрович постиг и другую истину: в каждом человеке заложены все человеческие свойства — смелость и боязнь, благородство и тщеславие, упорство и безволие.