— Вот этот ребенок. — Сет указал на мальчика, который обернулся, чтобы взглянуть на старика. — Вы ведь его видите?

Пожилой господин опустил голову и обошел Сета, но через несколько шагов остановился и обернулся, глядя на него со смесью раздражения и любопытства.

— Вот его! — выкрикнул Сет, тыча ребенку в грудь.

Мужчина отвернулся и поспешил убраться прочь.

Мальчик хихикнул в капюшон.

Сет заставил себя вежливо улыбнуться индианке, которая проходила мимо, согнувшись под тяжестью пакетов с покупками.

— Прошу прощения, мэм.

— Да? — отозвалась женщина.

Она готова была улыбнуться, но вдруг насторожилась.

— Тут мальчик заблудился.

— Что?

— Мальчик, который стоит рядом, заблудился. Я хочу ему помочь.

— Вы заблудились? — переспросила она. — А куда вам надо?

— Нет, со мной все в порядке. Я говорю о ребенке. Вот об этом мальчике. Вы не знаете…

Женщина посмотрела в ту сторону, куда он указывал, после чего перевела на Сета взгляд, в котором сначала отразилось изумление, а затем испуг. Секунду помолчав, она произнесла:

— Пропустите меня. Я иду домой. У меня ничего нет.

Она торопливо пошла дальше.

Сет посмотрел на мальчишку и сглотнул комок в горле.

— Не может быть, — проговорил он и кинулся обратно к двери паба.

Лихорадочно заталкивая ключ в замок, Сет уронил продукты. Подняв пакет с супом и отбеливателем, он ввалился в дом и с грохотом захлопнул за собой дверь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

«По временам мне кажется, будто я отмечена неким клеймом, и я докрасна тру кожу. Иначе как бы он смог всюду следовать за мной? Я не в силах смириться с предположением, что он умеет читать мои мысли и знает обо всех моих планах наперед. Неужели он выходит из дома каждый раз, когда выхожу я, терпеливо дожидаясь меня под дверью, словно какой-то злобный пес? Или же он постоянно находится рядом со мной в квартире, все время с того момента, когда мы видели его в последний раз? Я начинаю рассуждать как ты, дорогой мой».

Эйприл сидела на постели со вторым дневником, изучая новую порцию параноидальных фантазий и отчетов о неудавшихся поездках. Рассказы о том, как Лилиан и ее приятелей терроризирует некто, становились все более безумными. Их преследовало привидение человека, чьего имени бабушка так ни разу и не упомянула.

Когда Эйприл в час ночи разговаривала с матерью, она ни словом не обмолвилась ни о сумасшествии Лилиан, ни о дискомфорте, какой сама ощущала в ее квартире. И, к восторгу матери, она даже намекнула, что, возможно, вернется в Нью-Йорк в намеченный раньше срок. Эйприл повесила трубку и забралась под пуховое одеяло, захватив с собой чашку ромашкового чая с медом и пообещав себе, что только откроет третью тетрадку и сразу ляжет спать. Завтра в десять утра придет антиквар, в полдень явится аукционист, поэтому будильник заведен на половину девятого.

Но два часа спустя, погрузившись в чтение, Эйприл поняла, что заснуть в этой спальне она просто не в состоянии.

«Милый, последние две недели я пыталась выбраться отсюда через парки. Но и там все переменилось. Как будто одной болезни и приступов паники ему недостаточно, он теперь, как мне кажется, расставил часовых, чтобы не выпускать нас за установленные границы.

В понедельник я вышла из дома в пять, как только забрезжил свет, собираясь проверить, влияет ли как-нибудь время суток на успех моих попыток к бегству. Но я почувствовала тошноту уже на середине Конститьющн-Хилл. Решительно настроенная и пораженная тем, что прошла так мало и уже ощутила приступ болезни, я повернула на север, собираясь выйти через Грин-парк на Пикадилли.