.. И Нежданов смотрел на них и думал — разные думы.
После обедни, длившейся весьма долго, — молебен Николаю—чудотворцу, как известно, едва ли не самый продолжительный из всех молебнов
православной церкви, — все духовенство, по приглашению Сипягина, двинулось к господскому дому и, совершив еще несколько приличных случаю
обрядов, окропив даже комнаты святой водой, получило обильный завтрак, в течение которого велись обычные, благонадежные, но
несколько утомительные разговоры. И хозяин и хозяйка — хотя в этот час дня никогда не завтракали — однако тут и прикусили и пригубили. Сипягин
даже рассказал анекдот, вполне пристойный, но смехотворный, что, при его красной ленте и сановитости, произвело впечатление, можно
сказать, отрадное, а в отце Киприане возбудило чувство и благодарности и удивления. В „отместку“, а также для того, чтоб показать,
что и он при случае может сообщить нечто любознательное, отец Киприан рассказал о своем разговоре с архиереем, когда тот, объезжая
епархию, вызвал всех священников уезда к себе в город, в монастырь. — „Он у нас строгий—престрогий, — уверял отец Киприан, — сперва
расспросит о природе, о порядках, а потом экзамен делает ... Обратился он тоже ко мне. — Твой какой храмовой праздник? — Спаса
преображения, говорю. — А тропарь на этот день знаешь? — Еще бы не знать! — Пой! — Ну, я сейчас: „Преобразился еси на горе,
Христе боже наш...“ — Стой! Что есть преображение и как надо его понимать ? — Одно слово, говорю: хотел Христос ученикам славу свою
показать! — Хорошо, говорит; вот тебе от меня образок на память. Я ему в ноги. Благодарю, мол, владыко!.. — Так я от него не тощ
вышел“.
— Я имею честь лично знать преосвященного, — с важностью заметил Сипягин. — Достойнейший пастырь!
— Достойнейший! — подтвердил и отец Киприан. — Благочинным напрасно только слишком доверяется...
Валентина Михайловна упомянула о крестьянской школе и указала при этом на Марианну как на будущую учительницу; диакон (ему был
поручен надзор над школой) — человек атлетического сложения и с длинной волнистой косою, смутно напоминавшей расчесанный хвост
орловского рысака, — хотел было выразить свое одобрение; но, не сообразив силы своей гортани, так густо крякнул, что и сам оробел, и
других испугал. После этого духовенство скоро удалилось. |