|
Их придумали подонки и трусы, как заклинание. Чтобы оправдать себя. Я это недавно понял. Да, может быть, только что! Ну, насчёт последнего выражения догадывался. Ты погляди, что происходит: Россию разворовывают подчистую, прямо нашествие тараканов какое-то, всё тлеет и падает, а нам из телевизора вещают: это ничего, временно, это издержки, главное — чтобы не было войны, чтобы была свобода и демократия, Да война идёт уже второе десятилетие, самая беспощадная из всех войн, на полное уничтожение. Не понимает этого только подлец в квадрате. Ему лучше жить с ярмом на шее, чем на бои выйти и умереть. Пацифисты хреновы, экологи. Я вот дома строю, а для кого? Для людей, что ли? Для колонизаторов. Для компрадоров всяких. Люди в таких хоромах жить никогда не будут, не по карману. Только сволочи. Для которых — лишь бы не было войны.
Мешков смачно плюнул на пол и махнул водки. Осоловело поглядел на друга, будто припоминая что-то. — Ты закусывай, — посоветовал тот. — А «любовь всё стерпит» — это про нас с Галей, — сказал Мешков, икнув. — Вернее, про неё. Зря она со мной жила, так я теперь думаю. Ушла бы, может быть, была бы по-настоящему счастлива. — От таких справных мужиков не уходят, — ответил друг, тоже икнув за компанию. — А она… ушла разве? — спросил Мешков, беря со стола записку, уже залитую соусом. — Вот, вернулась. Ты-то что думаешь по этому поводу? — С того света не возвращаются, — сказал друг. — Тебе бы в церковь сходить, свечку там поставить. На кладбище съезди, помолись. Может, и успокоится. — Это уж непременно, — кивнул Мешков. — Сделаю. А с запиской-то что? Мне так и кажется, что Галя где-то здесь, с нами. Я же тронусь скоро. Друг развёл руками, ещё и плечами пожал. Потом спросил: — Слушай, а ты ключ свой от квартиры никому не давал? Мешков стал думать, напрягая лоб. Затем хлопнул по нему кулаком. — Есть дубликат, у соседки, — сказал он. — Ещё когда Галя была жива, она ей отдала, на всякий случай. Подруги, всё-таки. Я и забыл! — А зовут-то соседку как? — продолжил допытываться друг. — Тоже Галина, — прошептал Мешков, неловко задев рукой рюмку. Та опрокинулась на стол, к соусу на записке прибавилась ещё и водка. И тут в дверном замке начал проворачиваться ключ. Друзья невольно встали, словно в квартиру должен был прибыть генерал. Но вошла соседка с нижнего этажа, с порога заголосила: — Ну наконец-то, дождалась! А у меня дело к тебе срочное: мы с мужем хотим баньку на даче поставить, подвал углубить, рабочие уже сидят, ждут, стройматериалы нужны, листы железные, арматура, ты поможешь? Мешков молчал, глядя на соседку, как на привидение. — Ну так чего? — спросила она. — Достанешь арматуру-то? Я заплачу, ты не думай. Мешков опустился на стул, прикрыл ладонью глаза и тихо заплакал.
Исчезновение луны
Мастерская у Наташи была в Армянском переулке, а сама она жила на Малой Грузинской улице. Такая вот получалась кавказская диспозиция, хотя эта топонимика и совершенно случайна: квартира ей досталась от родителей, а мастерская — от Союза художников, и ни один грузин или армянин не приложил к этому свою руку. Впрочем, у неё было много приятелей самых разнообразных национальностей, не считая мужа-татарина, второго мужа. Первый был эстонцем. А дети — мальчик с девочкой — ещё от гражданского, пробного, так сказать, брака. Кто был их отцом — об этом Наташа не распространялась, но злые языки утверждали, что она и сама конкретно не знает. |
