Уже через полчаса неожиданно щелкнул замок, и в дверях возник очень смущенный Кевин: левой рукой он вез велосипед, а на правой нес заплаканного Марка — судя по всему, эта ноша была для него не тяжелее перышка.

— О господи… — выдохнула Эшли: грудь сдавило от страха, словно сердце увеличилось раза в два. — Что случилось?

— Да я виноват, — раздосадовано ответил Кевин, осторожно ссаживая Марка на пол, — не уследил. Мы упали.

— Он не виноват, — дрожащим голосом возразил Марк, испачканной рукой потирая колено, — я уехал далеко от него. И упал. А он не мог меня поймать.

— Бедный зайчик, — пробормотала Эшли, присаживаясь на корточки и стаскивая с Марка заляпанные мокрым песком кроссовки. Проблемы с кружевным бельем временно отступили. — Сейчас пойдем, помоем твои ручки. Сильно ушибся, маленький?

У Марка вновь задрожали губы. Эшли потащила его в ванную, промыла ссадины на руках, потом направилась за аптечкой. Кевин сконфуженно таскался за ней хвостом, и следил за ее действиями. Когда она достала из аптечки спрей для заживления кожи, Кевин поманил ее к себе, взглянул на баллончик и кивнул:

— Пойдет, хорошая вещь. Черт, как же я отпустил его так далеко… Он, понимаешь ли, скрылся за деревьями… Марк, будет немножко щипать. Зато заживет все быстрее некуда. Уж потерпи.

Марк не осмелился капризничать в присутствии Кевина, он мужественно подставил руку и отчаянно зашмыгал носом, сдерживая слезы и вздрагивая всем телом. Кевин присел рядом и взял его за другую руку.

— Дружок, ну что ж ты так колотишься?

— Коленка очень сильно болит… А я уже два раза сегодня плакал… А мужчина не должен плакать, — горестно прошептал Марк, отводя взгляд. Эшли была уверена, что Кевин одобрит эти слова, но ошиблась.

— Ерунда все это, — спокойно произнес Кевин, продолжая крепко сжимать загорелую ручку Марка. — Нечего сдерживать чувства. Тебе еще столько раз в своей жизни придется сдерживаться… А сердечко у нас одно, силы у него не беспредельны. Что ж на него всю боль перекладывать? Хочешь плакать — плачь на здоровье, здесь все свои. И тебе сразу легче станет, и сердечку будет проще. Сядь-ка маме на колени, она тебя приласкает, а я расскажу одну историю. У меня есть младшая сестренка, ее зовут Керри. Сейчас, конечно, она уже взрослая дама, но когда-то и она была маленькой девочкой. И вот однажды я решил покатать ее на велосипеде. Ей тогда было лет пять, а мне, соответственно, шестнадцать. Я посадил ее бочком на раму и повез. Ехали мы ехали, и налетели то ли на камень, то ли на корень дерева — в общем, стали падать. И так неудачно: мы начали заваливаться направо, и если бы свалились, Керри упала бы на спину. А позвоночник — вещь хрупкая. Короче, я каким-то чудом ее подхватил, сам грохнулся, но ее удержал. А потом на меня еще рухнул велосипед — взрослый, тяжелый, не то, что у тебя. Я сижу на земле в синяках и шишках, Керри сидит рядом и горько рыдает. Я ей говорю: «Тебе больно?» А она отвечает: «Нет, мне тебя безумно жалко!» И я, как последний дурак, тоже начинаю плакать.