Когда он вышел, Полин швырнула листы на стол. Черт! Вовсе он не примитивен. Все ее ухищрения видел насквозь. Похоже, они поменялись ролями? Кто кого соблазняет? Полин потерла лоб и велела себе сосредоточиться на работе. В конце концов, нельзя полностью о ней забывать. Обольщение, демонстрация собственного интеллекта — это прекрасно, но сейчас она напомнит Николасу о своем профессионализме.

— Так, — пробормотала она, глядя на экран, — мини-раковина, угловая раковина… Коллекция, производитель… Размеры… Предполагаемая цена на рынке — красным цветом. Все на месте. Скоро сможете полюбоваться, мистер Андерсон, — в вашем кабинете.

Через десять минут Полин молча положила готовые полосы перед Николасом, вернувшим себе обычный непроницаемый вид, и уселась в кресло. Он поднес к носу очки и, как через лорнет, стремительно начал проглядывать один лист за другим. Он еще никогда не изучал представленные материалы с такой скоростью: можно было подумать, что ему дела нет до качества будущих буклетов. Наконец он отбросил в сторону последний лист, положил очки, испытующе посмотрел на Полин и побарабанил пальцами по столу. Она уже знала эту его привычку: Николас обдумывал некую тираду.

— Просто замечательно. Лучше, я потом посмотрю повнимательнее, — время терпит. Уж, коль скоро мы сегодня так… неформально общаемся, я хотел бы сказать о другом. В последние дни я много думал о вашей теории этапов в истории музыки. Я ведь увлекаюсь классическим джазом, в особенности творчеством Гершвина. Но, поговорив с вами, я понял, что мои знания однобоки, — я совершенно не знаю танцевальных мелодий тридцатых годов, о которых вы с таким увлечением рассказывали. Понимаете? Мне кажется, вам следует восполнить пробел в моем музыкальном образовании.

— С удовольствием. У меня есть диск с этими мелодиями — на нем примерно двадцать популярных танцев. Хотите, я вам его принесу в следующий раз?

— Конечно, спасибо. Но вряд ли этого будет достаточно. Вы поражаете меня многогранностью своих познаний, Полин. Вы прекрасный дизайнер, вы великолепно разбираетесь в музыке…

— …А в живописи еще лучше.

— Да? Ну, вот видите. Здесь у нас совершенно нет времени общаться, а если признаться честно, тот разговор в машине произвел на меня неизгладимое впечатление. Понимаете? Я все думаю: может, нам стоит встретиться, посидеть в каком-нибудь уютном заведении и поболтать на разные темы?

Полин была готова завопить от радости.

— Я второй раз скажу: с удовольствием.

— Суббота вас устроит?

— Нет, только не в субботу. Моя дочь учится в пансионе, она бывает дома с середины пятницы до середины воскресенья. Давайте в воскресенье, в пять?

— Отлично. А где?

— Может быть, для начала просто погуляем? Свежий воздух располагает к разговорам. Мы могли бы встретиться в Королевском парке.

— Если погода позволит, то у меня нет никаких возражений. Я позвоню вам в воскресенье утром, Полин, хорошо?

— Только не очень рано: мы с Кати любим поспать.

В воскресенье днем Полин разнервничалась. Провожая Кати, она пыталась заглушить волнение болтовней и подробно пересказывала дочери недавно прочитанное интервью со знаменитым фигуристом прошлых лет. Наконец Кати не выдержала:

— Мама, мне это совершенно неинтересно.

Полин осеклась:

— Да? Но ты вроде интересуешься фигурным катанием.

— Я знаю тех, кто выступает сейчас. Что мне за дело до какого-то типа, катавшегося в семидесятые годы?

— В восьмидесятые. Но это не важно, согласна… Кати, умоляю, звони мне ежедневно, я ведь беспокоюсь.