По дороге к лифту, Полин постепенно возвращалась способность говорить обычным уверенным тоном.

— Сол, почему он велел ничего мне не рассказывать? Исчез, улетучился… К чему эта бессмысленная скрытность? Стесняется он меня, что ли, старый идиот?

— Он не хочет обнаруживать перед тобой свою слабость. Не хочет, чтобы ты видела его немощным, больным. И я его за это уважаю: это черта настоящего мужчины.

— Глупости! Нет, Сол, подумай: он еще отключил мобильник. Теперь мне придется его искать через медицинскую справочную сеть.

Внезапно остановившись, Сол хлопнул себя по лбу с такой силой, что звук удара отозвался в коридоре гулким эхом.

— У меня же записан телефон его сыночка!

Сол привычным жестом попытался залезть в карман, но его рука только без толку скользнула по краю пиджака, надетого вместо традиционного жилета.

— Ясно… Записная книжка осталась дома. Я перезвоню тебе попозже, Полли, и дам телефон этого парня. Завтра вы пообщаетесь, и твои страхи наверняка исчезнут. Пышке Марше следовало сразу все тебе рассказать. Может, она и хорошо вымуштрованная секретарша, но здравого смысла у нее нет ни на грош. Да и вкуса тоже. Надо же было додуматься: завесить дешевой серебряной мишурой такие стильные фотографии. Она бы еще фломастером их раскрасила, чтоб веселее было…

Автомобиль, невезучего Сола, пристроенный в углу запруженной стоянки, плотно зажали с обеих сторон: открыть двери и протиснуться внутрь оказалось не так уж просто. Исторгнув порцию проклятий, Сол плюхнулся за руль, извернулся на сто восемьдесят градусов и озабоченно уставился в заднее стекло.

— Надо выбираться. Сейчас поползем.

Полин тоже обернулась: на заднем сиденье было навалено такое количество всевозможных предметов, словно Сол, в лихорадочной спешке спасаясь от нашествия инопланетян, пытался вывезти в машине добрую часть своего имущества. Здесь нашлось место даже деревянной вешалке для костюмов. Сол, проследив за взглядом Полин, печально осмотрел бесформенную кучу. Вдруг он издал хрипловатый вопль, по-змеиному протянул длинную руку, и извлек из горы барахла продолговатый пакет.

— Ах, я рассеянный болван — все на свете забываю!.. Помнишь, как ты в октябре кидала листья в сквере? Я эти кадры уже месяц назад напечатал, и забыл напрочь. Мог бы снова увезти их домой… Бери, Полли, это тебе. По-моему, получилось.

Полин вытащила из пакета пачку разнокалиберных фотографий. Снимки в самом деле, получились классные: по земле стлался узор витиеватых теней, а вокруг ее словно невесомой фигуры, странно и замысловато освещенной солнцем, неудержимо вился буйный огненно-золотой вихрь. Но больше всего Полин понравились собственные глаза. Она вспомнила, что Сол снимал ее на следующий день после первой ночи с Николасом: упоительная новизна пережитых тогда ощущений будоражила до сих пор. Полин одним движением сдвинула фотографии. Она отчаянно хотела увидеть Николаса — больного, лишенного обычной импозантности, давшего слабину в своей неизменной прочности — не важно. Она просто хотела быть рядом с ним.

У Тома оказался приятный, хорошо поставленный голос, бесспорно напоминавший голос Николаса, только на пару тонов выше. В его манере внятно и четко произносить слова, словно катая каждое во рту, явственно чувствовалась актерская выучка. Сама же Полин запиналась и путалась, пытаясь деликатно объяснить Тому, кто она такая и чего хочет. Ситуация и впрямь была двусмысленной: узнав, что отец скрывает от любовницы свое местонахождение, этот юноша мог проявить солидарность с ним и уклониться от прямых ответов. Однако Том, оказавшийся сообразительным и любезным молодым человеком, быстро вник в суть событий и заявил: поступки папы не всегда поддаются логике, а лично он готов ответить на любые вопросы.