Сандра выдержала паузу, пристально глядя на Курта; потом движением, полным неизъяснимой грации, сложила руки на коленях и опустила глаза.

— Знаешь, а ведь Лора, не будет беседовать с тобой о месте сериала в глобальном культурном процессе. Как и о многом другом. Кстати, жена уже упомянутого мной Гайдна рвала его партитуры на папильотки.

Разговор достиг своего пика и прервался — точнее, был сознательно остановлен. Косвенное сравнение Лоры с женой Гайдна, пожалуй, выглядело чересчур жестоким по отношению к первой, но походило на угрожающее необходимое предупреждение. Похоже, по части прямолинейности сестры не уступали друг другу. Курт, осекшись, молчал, безгласно признавая правоту Сандры. Она поднялась, посмотрела в зеркальную дверцу шкафчика и потрогала нижнюю губу.

— Ну вот, опять треснула… Так больно. Весной я всегда мучаюсь…

Она достала из ящика стола бесцветную помаду, вновь потянулась к зеркалу и принялась медленно и методично смазывать губы. Неотрывно следя за ее действиями, Курт, запинаясь, произнес:

— Тебе не хватает… витамина В2, рибофлавина… При недостатке этого витамина в тканях идет снижение его коферментных форм…

Сандра замерла с помадой в руках.

— Что?!

— Ну… Клинически это проявляется сухостью кожи, трещинами на губах. Тебе нужно есть яичные желтки.

— Так бы сразу и сказал. Спасибо за консультацию. — И она послала Курту через зеркало благодарную улыбку.

К обеду Лора спустилась, но выглядела неважно и ела через силу. Сандра вытащила из аптечки несколько коробок и пузырьков с лекарствами; Лора нехотя забрала их и снова побрела наверх. В доме воцарилась унылая атмосфера, и Курт решил прогуляться по городу: он не мог целый день сидеть в четырех стенах, когда за окнами царила истинно предпасхальная благодать. Проходя мимо великолепных старинных зданий из серого и светло-коричневого камня — с готически-острыми черепичными крышами, узкими, поделенными на множество квадратиков окошками, овальными причудливыми украшениями над дверями, треугольными выступами мансард, — он тщетно пытался ограничиться их созерцанием, отрешившись от обгоняющих друг друга, несущихся невесть куда и ведущих неизвестно к чему опасных, весьма опасных, мыслей. Это не удавалось. Дойдя до главного университетского корпуса, и остановившись под совершенно сказочным чугунным фонарем — то ли действительно старинным, то ли мастерски стилизованным под старину, — Курт купил два сбрызнутых водой букетика гиацинтов, проводил взглядом какую-то длинноногую девицу, вздохнул и направился обратно.

Белые гиацинты, он вручил приятно удивленной Сандре прямо в дверях, с розовыми поднялся наверх. Лора посмотрела на него из кровати воспаленными глазами.

— Спасибо, но я все равно не чувствую их запаха: у меня нос заложен. И температура опять поднимается. Надо же, как неудачно все получилось… Притащила тебя сюда и свалилась. Ты не очень скучаешь?

Курт пожал плечами:

— Да нет. Сейчас я погулял часа полтора, надышался. У вас здесь так красиво… Ты бы сегодня не вставала больше. Хочешь, мы с Сандрой принесем тебе ужин сюда?

Лора спрятала лицо в носовой платок.

— О, черт, какое мучение — этот насморк. Мне так погано… Да, хочу. Только не поздно.

Сразу после ужина страдалица Лора крепко заснула, и Курт, набросив на плечи вязаный пуловер, заранее трепеща, отправился на поиски Сандры. Она сидела в столовой, разминая в руках красное шерстяное сердечко размером с тетрадный лист.

— Заходи, Курт. Ты тоже утеплился? Да, к вечеру заметно холодает.

— А что это у тебя? Валентинка-гигант?

— Грелка для рук.