|
Наступил октябрь. Рано утром Антон проснулся и обнаружил, что за окном все засыпано снегом. Он чувствовал себя бодрым, свежим и решил почистить дорожки к сарайчику и баньке, но, когда встал, обнаружил, что Фрэнсиса уже нет. Кирила Кирилыч уютно похрапывал, задрав к потолку бороду, Лариса тоже сопела за своей занавеской, а вот камерунец куда-то делся. Одевшись — к зиме из шкур добытой дичи всем пошили зимние кухлянки и штаны, страшненькие, но зато, как говорится, функциональные, — Антон вышел на крылечко. Следы в глубоком снегу уходили за домик, и он пошел по ним. Фрэнсис стрелял из лука. Самодельные стрелы у него были двух видов — с обычными заостренными, опаленными на огне кончиками и с более внушительными каменными наконечниками. Изготовляя их, футболист шутил, что возвращается к первобытным временам, хотя, по сути, так дело и обстояло. — Привет, — сказал камерунец, подходя к сплетенной из травы мишени и выдергивая впившуюся в нее стрелу. — Доброе утро, — сказал Антон. — Что-то ты сегодня рано. — Хорошо, что ты встал. Я хотел с тобой поговорить. Фрэнсис выглядел очень серьезно, и Антон тут же заволновался, не обидел ли он чем товарища. — Что ты думаешь о Ларисе? «Вот оно что», — подумал Антон. — Мы же с тобой договорились, помнишь? — Да я не об этом, — досадливо поморщился камерунец. — По-моему, она себя плохо чувствует. — Э-э… Я вроде не замечал. Ну, располнела немного, так это на свежем воздухе, хорошей пище… — Ее постоянно тошнит. — Я не замечал, — растерянно повторил Антон. — А я заметил. Ты знаешь, что означает, когда женщину часто тошнит? — Ты хочешь сказать, что Лариса беременна? — дошло до Антона. — Да. Ты умеешь принимать роды? — Офонарел?! Я в театральном учился! Какие роды… А ты? — Откуда? — Может, Кирила Кирилыч умеет… Он ведь все умеет! — с надеждой сказал Антон, но камерунец покачал головой: — Кирила Кирилыч почти всю жизнь жил один, детей у него нет. Вряд ли. — Я думаю, для начала надо поговорить с самой Ларисой. В конце концов, мы можем ошибаться, придумываем себе черт знает что, как будто других проблем мало. — Хорошо, — просто ответил камерунец. — Пойдем и поговорим. Я думаю, Кирила Кирилыч тоже должен знать, если это так. Когда они вошли в домик, Кирила Кирилыч и Лариса уже собирали завтрак, растапливали медный самовар. — Что это вы, вдвоем до ветру, что ли, ходили? — улыбнувшись, спросил лесник. — Да нет, просто не спится… Лариса, мы хотели с тобой поговорить, — сказал Фрэнсис. Девушка удивленно повернулась к ним, держа в руках миску с вареньем из ягод на меду. — Что-то случилось? «А ведь она и в самом деле поправилась, — подумал Антон. — И из домика в последнее время часто выходит — типа, подышать». — Лариса, ты беременна? Скажи нам, пожалуйста, честно. Все равно скрывать это бессмысленно. Кирила Кирилыч присвистнул и уселся на табурет, с интересом глядя на собравшихся. — Да, — сказала Лариса и поставила миску на стол. — Я беременна. — Сколько месяцев? — Было три… то есть до того, как мы все уснули. Сейчас, наверное, пять. Может, ты хочешь знать, от кого я беременна? — с вызовом спросила она. Фрэнсис пожал плечами: — Да какая разница. — Вот именно. Этого человека здесь нет, и я даже не знаю, жив ли он. — Что ж ты, девка, не сказала-то? — пожурил Ларису Кирила Кирилыч. — Чего боялась? Лариса открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом повернулась и бросилась за свою занавеску. |
