Женщина, что принимала плату около ведущей к ложам лестницы, встрепенулась. Брезгливо скривилась, увидев компаньонок. Решительно преградила нам путь. Я бы даже сказал, грудью преградила: её грудь размерами вполне напоминала горные возвышенности — жаль слишком уж закрытая одежда не позволяла рассмотреть их получше.

Не отрывая взгляда от горных вершин, сверкнул печаткой. Бросил два золотых кругляша — женщина поймала их с ловкостью циркачки. Жестом отказался от сдачи — «циркачка» осветила нам дорогу улыбкой, сдвинула с нашего пути горы: посторонилась.

Я повёл спутниц по ступенькам, кивком головы одобрив подобострастный поклон, что отвесила нам работница театра. Вчетвером мы заняли всю ложу на верхнем этаже. Компаньонки признались, что очутились там впервые; их глаза блестели, словно у детей, оказавшихся в магазине игрушек.

Вместе с хозяйкой борделя и компаньонками я просмотрел с десяток номеров — очень похожих один на другой. Обсудили достоинства и недостатки певиц. Пару раз мои соседки по ложе всплакнули. Отметил, что именно их растрогало. Мне, как восходящей звезде эстрады, положено было такое знать.

А когда устал от чужих слезливых песен — отправился на сцену.

* * *

Я неторопливо шагал от одного фонаря к другому. Посматривал на редкие освещённые окна, слушал шелест листвы придорожных кустов и деревьев. Улица казалась безлюдной. Ни прохожих, ни всадников, ни экипажей. Не видел и собачьих свор — те словно чувствовали мой запах и заранее сворачивали во дворы домов.

Представления в Городском театре ещё не завершились — я покинул театр одним из первых. Перед уходом пробудил всех артисток, которых усыпил, направляясь к сцене. Дал тем возможность продемонстрировать публике приготовленные номера — посочувствовал коллегам.

Не уверен, что после моей «Арии умирающего феникса» (не стал мудрить — исполнил ту же песню) женщины, что шумели в зрительском зале, сразу захотят слушать завывания о любви. Но… кто их знает. Как продолжится эстрадная программа, меня не заботило. Важно, что я вновь заполнил маной все двадцать семь семуритов.

Взглянул на свой перстень. Камень на нём светился ярче, чем прошлой ночью. Приобрёл малиновый оттенок. Видно, что он полон энергии. Должно быть, и моя серьга сейчас пламенела, точно крохотный огонёк.

В прошлый раз я не обратил внимания, но теперь сообразил: в зависимости от количества публики объём энергии, что попадал в мой резерв, увеличивался не в арифметической прогрессии. Ведь если те крохи маны, что восполняла мне одна Росля, просто умножить на число женщин, смотревших в театре моё выступление, то их магической энергии не хватило бы и на десяток семуритов. А я уверен: маной, что клубилась над сценой, сумел бы заполнить больше сотни накопителей.

Сегодня я вновь отказался от услуг извозчиц. Экипажей возле Грордского театра скопилось больше двух десятков. Возницы дожидались, когда окончится представление и из здания повалят клиентки. Отмахнулся от их призывов. Как и прошлый раз, покинул площадь пешком.

Я шёл не в бордель: Черная и Белая остались в театральной ложе. Да и не было у меня времени на развлечения. Не терпелось сплести первый магический узор для будущего дома. Вот только перед тем, как займусь магией, следовало завершить другие приготовления. Именно поэтому я и брёл по тёмной улице.

* * *

— Куда спешишь, красавица? — спросил хриплый голос.

Из придорожных кустов вышла коренастая женщина, преградила мне путь; демонстративно помахала ножом. Отметил, что стал неплохо видеть в темноте: при свете звёзд сумел разглядеть лицо грабительницы. Улыбка у женщины вышла кривая, точно правую сторону её лица сковал паралич.