| Лодочника мотало из стороны в сторону, руки его безвольно взмахивали. Спицын улыбался, всаживая патрон за патроном в фигуру из тьмы, и больше не боялся. Оглушительное эхо, диким зверем сказало по окрестностям, будило птиц, а стая мелкокостных волков в трех километрах от них, с раздраженным ворчанием снялась с места ночевки и поспешила удалиться подальше. — Попался — сказал охотник шепотом, хотя его никто не слышал за звуками выстрелов — думал против серебра устоишь? Думал?! — и снова давил на спуск, ружье разогрелось так, что держать его стало трудно. В деревне, местные просыпались среди ночи, мучительно долго вслушивались в нечто, похожее на отголоски далекого грома. А потом, прикрыв поплотнее ставни, ложились спать, резюмировав услышанное: <отмучились…> Лодочник упал. Взмахнув руками, нелепая черная фигура исчезла из света, а секундой позже, непонятно как висящий в воздухе баркас грянулся оземь с характерным гулким звуком. Коршунов выстрелил по инерции и серебряная, со штампованной пробой на боку, пуля унеслась в лесные дебри. Настала тишь, только громко переругивались некие ночные создания, перепуганные неожиданной ночной пальбой. — Убили!! — крикнул Коршунов — убили его!! — Тихо! — шикнул Спицын. Они прислушались, но, кроме все тех же маленьких лесных созданий, лес не издавал не звука. Очень остро пахло порохом, и Спицын чувствовал жжение в том месте, где к его щеке пристали частицы сгоревшего кордита. Луна холодно взирала на них через переплетение еловых лап. — Убили, — повторил Коршунов совсем тихо. — И талисман не нужен. Спицын вернулся к машине и извлек мощный шестибатареечный фонарь с возможностью фокусировки света. Включил его и направил во тьму, туда, куда фары не доставали. Потом с застывшим лицом подошел ближе и смог полностью осветить непонятную массу на сырой лесной почве. — Убили? — опять сказал Коршунов, но на этот раз с вопросительной интонацией. Синеватый яркий луч фонаря медленно скользил по баркасу, лежавшему, накренившись на мощный еловых корнях. Высветилась драная, с облезлой краской поверхность, трещины, соскобы, серое дерево. Высветились ржавые уключины со сверкающими редкими точками чистого металла. Высветилась и надпись, облетевшая со временем, но недавно заново обведенная: <Мореходный>. Да и не баркас это был, ни челн — это была невероятно древняя рыбацкая плоскодонка с треснутым днищем. Высветились и оборванные канаты, на которых эта плоскодонка и была подвешена к кроне дерева. Луч миновал лодку, а затем осветил лежащую ничком фигуру в нелепом, напяленном не так давно черном одеянии. — Ой, — произнес Спицын — Ой, черт… Луч скользнул на лицо — посиневшее, изуродованное одним или двумя выстрелами, слепо блеснул на треснутых стеклах очков. Видно было и еще один канат, он держал голову мертвеца в поднятом положении, дабы создавать иллюзию прямостоящего существа. Еще два каната держали руки. На груди у убитого была кровавая каша, среди которой выделялись две или три относительно крупные дыры. — Ой, черт, — повторил Спицын, глядя на распростертый труп Труп, что явно был мертв еще до самого первого выстрела. Спицыну захотелось орать. Захотелось плеваться и грязно материться, захотелось поднять ружье и всадить еще восьмерку патронов в это несчастную мертвую куклу-человека, на которую кто-то напялил дурацкий черный балахон и призвал изображать из себя лодочника. Да почему кто-то. Лодочник это и сделал. Лодочник, хоть и бывший нечеловеком, вовсе не был дурным. И любил охотится на охотников. В руке у убитого ничего не было — это была сама рука, просто оторванная в районе локтя и висевшая на двух трех побуревших волоконцах. Коршунов оторопело смотрел на труп, потом поднял голову и увидел концы канатов свисающих из кроны. Их перебили выстрелами, и мертвая жертва упала вниз, повинуясь земному тяготению. |
