И я ничего не могу изменить.
– «Скорая» едет. Не бойся. Все будет хорошо.
Нет.
Хорошо точно не будет.
И спор проигран…
Ну как так? Единственное дело, которое я наконец решил довести до конца, – провалено.
Опубликуют, и, как назло, книга станет бестселлером, разлетится миллионным тиражом, а меня уже нет. И нет возможности объясниться и оправдаться перед читателями. Не получится парировать колкости критиков…
Страшно мне, что и после смерти придется краснеть за этот ссаный дневник.
«А оу» – звенит телефон старым звуком аськи.
Пришло уведомление (много лет назад установил себе этот ретрозвук сообщений и теперь скачиваю его на каждый свой новый смартфон, как дань уважения мессенджерам прошлого и в силу привычки). И зачем я об этом думаю в такую минуту? И о чем вообще нужно думать перед смертью?
– Дай…
Прошу Новенькую подать мне телефон.
Голова кружится.
Кровь вытекает на бетонный пол проклятого балкона. Шелк, зараза, совсем не впитывает жидкость, липнет, деревенеет и окрашивает своих зеленых китайских драконов в цвет свершившейся мести. Новенькая трясется, ритмично дышит мне в ухо. Смартфон аоукает, сообщения приходят, а я лежу, хриплю, кашляю.
И, кажется, теряю сознание.
Глава 0. Истина рождается в…
– Видел, кого к нам привели? – спрашивает Филипп.
Филипп – это мой друг детства. Странный, чудаковатый, но мой лучший друг, если, конечно, не обращать внимания на то обстоятельство, что других друзей у меня попросту нет.
Описывать его внешность не хочу.
Какая разница, какого цвета у него глаза? (!если что, карие). Думаю, хватит упоминания того, что они у него есть. Есть еще и руки, и ноги, и шея, все кривое, но в нужном количестве. В общем и целом обычный, ничего особенного. Худой, высокий.
Что еще…
Филипп, можно сказать, веселый парень, насколько бывает веселым застенчивый и затюканный программист с «глубоким внутренним миром», как он сам любит о себе говорить. Насчет упомянутой глубины не знаю, но ростом Филипп чуть выше меня, если быть точным – всего на полсантиметра, но этого ему всегда было достаточно, чтобы при распределении ролей в играх он назначал себя величественным волшебником, братом Гэндальфа, а я без жребиев и голосований всегда оставался безымянным полуросликом, робким помощником и заместителем легендарного Фродо.
– Глухой? Спрашиваю, ты видел новенькую?
Филипп, пригнувшись, останавливается у меня за спиной, хотя знает, гад, что я терпеть этого не могу.
Наклоняется через спинку моего именного кресла премиум класса, оформленного в классическом стиле, с деревянными вставками из красного дерева, отвлекает от работы и надоедает своими глупыми вопросами. И не проигнорируешь же. Не отстанет.
– Что ты хотел?
– Поднимись да посмотри, – говорит он и ставит бутылку с газировкой на мой стол. – Только осторожно.
Он тычет пальцем за перегородку и требует, чтобы я проверил.
Вот, оказывается, для чего начальство отгородило нас этими непрозрачными картонными заборчиками – чтобы мы не отвлекались от мониторов и не переглядывались в рабочее время. И чтобы, если встаешь с места, твою ленивую голову халтурщика было видно через весь кабинет.
– Давай потом, а? Я занят, – отвечаю и подстилаю салфетку под его бутылку.
– Ого, ты заставку сменил? Покажь!
Ну вот, началось.
Выключаю монитор.
Не то чтобы я стеснялся того, что Филипп увидит мою новую картинку на рабочем столе, просто не хочу опять с ним спорить, кто круче: Хидан из «Наруто» или Марко Россо из «Шаман Кинг». Проще убрать раздражитель.
– Покажи!
– Отстань. |