|
Пятьдесят жвачек на сто человек поштучно не поделишь. Никогда. Никак. Остаётся топтать, да? И не ради каких?то великих целей, а ради своего личного благополучия. Противно. Говоришь им… взрослым… про эти великие цели, а они кривятся: ах, мальчик, ты ещё маленький и глупый, ты не знаешь, сколько крови за эти эфемерные цели пролилось… А за свой огород любого на куски порвут. Это ничего, это так и надо! — в его голосе прорвалась брезгливость. — Святослав, Наполеон или Сталин для них — убийцы. А руководство какой?нибудь «Вшей Спёр» — успешные креативщики, предмет для зависти и пример для подражания. Хотя людей эти креативщики убили больше любого Наполеона.
Он плюнул в сад. Звучно, со щелчком, коротко. Как перед казнью или броском в атаку — мне почему?то так представилось. — Юр, — тихо, даже робко сказал я, — но ведь все так живут… Мне стало самому неприятно от этих слов. Я много раз возмущался тем же, чем Юрка. Но ведь эти слова, как ни крути, были правдой. И к нему она была ближе, чем ко мне. Нет, я никого не затаптывал за жвачку — я её просто жевал. Затаптывала моя… моя мать. Я жевал. А это, наверное, ещё хуже. — Ты думаешь? — между тем странно спросил Юрка. Я честно задумался. — Ну я не знаю. Может, бомжи какие?нибудь идейные не так живут. Если такие на самом деле бывают, н ев кино. Или там отшельники в тайге. Но ведь… — я замолчал. Я и сам не знал, что «но ведь…» — Я думал, ты — как все мажоры, — вдруг сказал Юрка. — Я их много на турслётах видел. Тупой, высокомерный и даже трусливый. Но ты не такой. Я это прошлой ночью понял… — он явно смутился, но я молчал, и Юрка продолжал: — Поэтому я с тобой говорю. И поэтому я тебе кое?что покажу. А дальше… Дальше ты решишь сам. — Что… решу? — я смотрел в светящееся небо поверх его головы. Юрка вздохнул: — Как жить… Я, например, решил. И ни разу пока не пожалел… Понимаешь, Славка. В этом мире мы уже ничего не можем изменить. Они тут вечно будут драться за нефть, потом — за воду, потом — за воздух. Потом — за человеческое мясо, наверное. Где?нибудь в подземельях. Не знаю. Но они… они… — голос Юрки опять стал вдруг тоскливым. — Они никого не хотят слушать. Даже самих себя. Тем более не послушают нас. Они так хотят, чтобы у нас было счастливое будущее, что не спрашивают — хотим ли мы его. Но если мы ничего не можем изменить здесь — может быть, мы сможем начать заново. Ещё где?то. Именно мы. Вот мы. Где?то… где?то не здесь. Он опять замолчал. Превратился в чёрный силуэт. Перестали падать камешки слов… …И тут я всё понял. И во всё поверил. Сразу. Не знаю, как это получилось. Почему получилось. Может быть, когда тебе нет ещё четырнадцати, можно сколько угодно прятаться за иронией и высокомерными словами — но в душе ты всё равно знаешь, что чудеса бывают? В тот момент я не думал об этом. Я — просто — подумал — понял — и — поверил, и эта вспыхнувшая вера каким?то наитием оформилась в слова — в тихий выдох… но Юрка его услышал. Не мог не услышать, потому что ждал его. Я ощутил, как остановилось на миг сердце — а потом забилось быстрыми, частыми рывками. Глядя на плывущий в светлом ночном небе профиль кузена, я негромко спросил, сам не веря своим словам — хотя уже всей душой верил в их смысл: — Юр. Вы нашли проход на… Его голова качнулась — силуэт снова ожил: — Мы нашли проход на другую планету, Славка. |
