Ф р е н к. Легко сказать «действуй». Легко сказать, Теория Надежности. Развитием наук движут не мечты, а факты. Фактов же нет. Нет данных, как стабилизировать ядра... Черт побери, если бы на эту проблему бросить столько денег и сил, сколько ушло на создание ядерного оружия — нашли бы и факты, и теории, и способы. Все получилось бы. Но — кто бросит деньги? Кому это нужно? У тебя много денег, Ил?

С т е п а н ы ч е в. Увы... (Разводит руками.)

Ф р е н к. У меня тоже «увы»!

Затемнение справа. Освещается комната Шардецкого.

Ш а р д е ц к и й (возвращает листки Макарову). Занятно. Так что же?

М а к а р о в. Я вспомнил ваш доклад о далеких перспективах в исследовании ядра. Вы ведь о том же говорили, Иван Иванович?

Ш а р д е ц к и й. Ну, говорил, говорил... Что я говорил? Я больше толковал о нерешенных проблемах, чем о перспективах. Устойчивость и неустойчивость атомных ядер — действительно большая проблема. До сих пор понять не можем: почему в куске урана в данный момент одни атомы распадаются, а другие — нет? Почему именно эти, а не те? Многие считают, что это в принципе невозможно понять. А управление стабильностью ядер?.. О, это настолько далекая перспектива, что и думать не хочется. Решительно не понимаю, чем вас взволновал этот разговор, Олег Викторович?

М а к а р о в. Да, собственно, тем, что аспиранта Степанычева в 24 часа выдворили из Штатов.

Ш а р д е ц к и й. Гм... тоже верно. Это действительно Непонятно. Голдвин давно отошел от ядерных бомб, занимается с немногими сотрудниками академической проблемой нейтрино. «Замаливает грехи», как он выразился при встрече со мной на конференции в Женеве. Чего же власти переполошились?

М а к а р о в. Может, не такая это и далекая перспектива, Иван Иванович? Может, американцы этим уже занимаются?

Ш a p д е ц к и й. И наш аспирант нечаянно прикоснулся к тайне? Гм... все это, знаете ли, слишком уж как‑то... детективно. А может, и просто с перепугу выслали, сдуру? Известное дело: полиция.

М а к а р о в. Возможно. А если нет? Понимаете, что может значить, если американцы сейчас развивают такую работу?

Ш а р д е ц к и й. Все может значить, тоже верно... И такие работы может вести именно Голдвин с сотрудниками. С применением нейтрино.

М а к а р о в. Одним словом, Иван Иванович, требуется ваше мнение по существу дела. Допускаете ли вы, что американцы ведут работу по управлению стабильностью ядер и что они заподозрили аспиранта Степанычева в шпионаже?

Ш а р д е ц к и й. Э‑э, Олег Викторович, вы требуете от меня слишком многого. Я — специалист, эксперт. Знаете, как в судопроизводстве: эксперт не уличает убийцу а лишь устанавливает причину смерти. Остальное — дело следователей и суда... Могу высказать лишь мнение учено го, не более. Мнение это такое (переходит на профессорский  тон): наличие в природе процесса стабилизации атомных ядер в принципе не противоречит нашим знаниям о ядре — но и только. Сам этот процесс мы не знаем, не наблюдали, сведений о нем в мировой литературе пет. Чтобы перейти к практическим исследованиям по управлению стабильностью ядер, надо иметь на руках либо экспериментальное открытие самого процесса, либо теорию строения материи, на порядок более глубокую, чем нынешняя. А лучше бы — и то, и другое вместе. Могу сказать, какая требуется теория. Она должна, например, объяснить, почему элементарные частицы имеют именно такие, а не иные значения масс и электрических зарядов. Должна предсказать, какой именно атом радиоактивного веществу и в какое именно время распадается... Понимаете? Такой теории нет. И открытия тоже нет.

М а к а р о в. А если американцы утаили его?

Ш а р д е ц к и й. Гм... Олег Викторович, мы опять уклоняемся в детективную сторону. Повторяю, я не знаю такого открытия. Если они его сделали, то и мы сделаем. Сейчас ядро исследуют десятки тысяч физиков, и на долю фатального случая остается очень немного — открытия предрешаются всем ходом развития науки.