Тот протянул его и, взглянув на Баркли, пожал плечами. Уинслоу ступил к машине и дважды, изрыгая из дула пламя, выстрелил по задним колесам. Потом подошел к капоту и снес прикладом фары, затем вдребезги разбил ветровое стекло. Потом обошел машину, держа дробовик наготове, словно приняв «линкольн» за опасного раненого зверя, способного еще атаковать. Потом ткнул прикладом в два боковых окна. Рой поглядел на дома по обеим сторонам улицы, но света нигде не увидел. Жители юго-восточного Лос-Анджелеса, и всегда-то умевшие не встревать в чужие дела, в эту ночь, что бы там ни происходило и ни гремело на улице, не выказывали ни малейшего любопытства.
— Довольно, Уинслоу, — крикнул Баркли. — Давай убираться отсюда ко всем чертям.
Вместо того чтобы последовать этому совету, Уинслоу отпер дверцу. Чем он там занимался, Рою видно не было, но спустя секунду тот появился с большим куском ткани в руках. При свете фар Рой наблюдал за тем, как он складывает и убирает карманный ножик. Уинслоу снял с бака колпачок и сунул внутрь ветошь, роняя на асфальт под резервуар капли бензина.
— Ты что, Уинслоу, рехнулся? — заорал Баркли. — Давай-ка убираться отсюда ко всем чертям!
Но тот не обратил на него никакого внимания и дал струйке бензина скатиться на безопасное от «линкольна» расстояние. Потом сунул пропитанную жидкостью тряпку обратно в бак, оставив лоскут фута в два свободно свисать до земли. Затем отбежал к «устью» бензинового ручейка и поджег его. Почти тут же, встрепенув густое облачко дыма, раздался взрыв, и машина запылала.
Уинслоу уселся в дежурку. Вел ее он так же осторожно и не напрягаясь, как прежде.
— С волками жить — по-волчьи выть, — произнес он наконец, обращаясь к своим притихшим напарникам. — Сейчас я такой же ниггер, только и всего. И знаете, что я вам скажу? Чувствую я себя просто замечательно.
После трех стало немного спокойнее, а в 4:00 они подъехали к участку на Семьдесят седьмой. Спустя пятнадцать часов, проведенных им на дежурстве, Роя наконец сменили. Он слишком устал, чтобы переодеваться в штатское, и, уж конечно, слишком вымотался, чтобы отправляться к себе на квартиру. Но даже устань он меньше, он все равно бы не поехал сегодня домой. В целом мире существовало одно-единственное место, куда мог он сегодня отправиться. Когда он затормозил перед домом Лауры, часы показывали ровно 4:30. Теперь он не слышал выстрелов. Эта часть Вермонт-стрит была не тронута огнем и почти не тронута грабежами. Было очень темно и покойно. Он дважды постучал, и она тут же открыла дверь.
— Рой! Который теперь час? — спросила она. Халат был накинут на желтую ночную сорочку, и на Роя накатила приятная волна знакомой боли.
— Прости, что так поздно. Но я не мог не прийти.
— Ну что ж, входи. У тебя такой вид, будто ты вот-вот плюхнешься на пол и расквасишь нос.
Рой вошел, и она зажгла лампу. Держа его за руки, поглядела на него так, как умела только она.
— На тебе лица нет. Вместо него — настоящая чумазая рожица. Снимай с себя форму, а я пока наполню ванну водой. Ты голоден?
Рой покачал головой и направился в знакомую уютную спальню. Расстегнув ремень, он позволил ему преспокойно упасть на пол. Но, вспомнив о том, какая Лаура аккуратная, пнул его ногой в угол и тяжело уселся на бело-розовый пуф. Он скинул туфли и посидел с минуту, подумывая о сигарете и не в силах ее прикурить.
— Хочешь выпить, Рой? — спросила Лаура, выходя из ванной, откуда слышался бодрящий шум воды.
— Нет, Лаура, пить я не хочу. Даже сегодня.
— Глоточек тебе не повредит. Один лишь глоток.
— Не хочу ни одного.
— Ну ладно, малыш, — сказала она, подбирая его туфли и кладя их на дно стенного шкафа. |