Человек жив до тех пор, пока кто-нибудь не сообщает, что он умер

Человек жив до тех пор, пока кто-нибудь не сообщает, что он умер. Из всей группы, возвращающейся в Москву, одна Катя питает слабую надежду на скорую встречу со Степаном. Остальные дамы боятся задавать вопросы. А Жаке и Аслан понимают, труп их недавнего партнера навсегда приняла к себе морская гладь. А это означает, что его деньги, переведенные на счет кипрской компании, теперь принадлежат им…

В Москве же жизнь идет своим чередом. Макс в радостном возбуждении топчется у подъезда дома на Тверской. Утром ему позвонила Элеонора и попросила зайти ближе к вечеру. Но пока ее нет дома. Так во всяком случае говорит Марта Степановна. Макс не обижается, он готов ждать сколько угодно. После визита к понтифику занят исключительно воспоминаниями. Его тело хранит неизъяснимое блаженство испытанного тогда, а мозг, сколько ни напрягается, не способен воспроизвести ни одну картинку происшедшего. Такое бывает, когда вдруг просыпаешься весь во власти божественного сна. Помнишь, как прекрасно чувствовал себя в нем, но ничего конкретного вспомнить не можешь. Напрасно закрываешь глаза, прикидываешься спящим, мучительно ищешь в закоулках сознания тот счастливый сон… ничего, кроме послевкусия счастья, не остается. Единственный образ, не замутненный провалом памяти, — образ Элеоноры, стоящей в арке между малахитовыми колоннами в самом начале коридора. Какая Максу разница, что произошло потом. Главное — произошло то самое. Макс больше не сомневается в желании Элеоноры продолжить курс омоложения, используя его организм. Этого ему вполне достаточно, но безумно хочется признаться самому и услышать признание от нее. Пусть все останется, как прежде. На иную близость он и не претендует. Просто хочется быть уверенным, что она знает.

Макс возвращается в подъезд, где под «Голубыми танцовщицами» Дега вяжет из старых серых ниток новый свитер Марта Степановна. Та не дожидается его просьбы. Набирает номер телефона Элеоноры. О радость! В трубке звучит знакомый строгий голос, который Макс способен услышать на любом расстоянии.

— Идите, вас ждут, — недовольно ворчит консьержка. И добавляет вдогонку: — А тараканов все ж таки надо бы поморить.

Но Макс ее не слышит. От волнения у него звенит в ушах. Еще две минуты, и он увидит свое божество!

Элеонора открывает дверь, не дожидаясь, пока он начнет трезвонить. Макс не верит своим глазам. Она стоит почти обнаженная. Вернее, на голое тело надет полупрозрачный черный пеньюар. Ошарашенный ее видом, Макс, потупив взгляд, спрашивает:

— Я не вовремя?

— Отчего же? Я сама вас пригласила. Входите же, — не задерживаясь у дверей, она идет в залу и садится под золотистый шатер лампы..

Отчужденностью веет от всех предметов, к которым прикасается Макс. От вешалки, от зеркальной стены, от собственного отражения в ней, от неловко задетой ширмы, от полукруглого кресла из карельской березы, с недовольным скрипом принявшего тяжесть его тела.

Элеонора закуривает. Задумчиво, будто впервые, разглядывает портрет Ласкарата, висящий напротив над пианино «Блютнер». Макс в свою очередь не в силах оторваться от созерцания ее остро очерченного профиля.

— Вам нравится портрет моего мужа? — неожиданно спрашивает Элеонора.

— Хорошо нарисован. Как живой, — торопливо соглашается Макс.

Элеонора встает, подходит совсем близко к портрету. Полупрозрачный пеньюар позволяет Максу увидеть ее небольшие, подобранные в тугие полушария ягодицы, разделенные полосой трусиков. Небольшие тонкие ноги несколько расставлены, и пространство между ними, волнуемое легкой тканью, сводит Макса с ума. Впервые он испытывает приступ обескураживающего сексуального порыва к ней.