|
– А вам, увы, придется подождать, – с деланным сожалением прибавил он. – Комиссар, видимо, не уйдет до финиша, хотя я и поспешу предупредить его. Надеюсь, вы не соскучитесь в своей компании, да и осталось до финиша каких‑нибудь двадцать минут – не больше. О результатах узнаете, если откроете окно: отсюда все слышно. – Он поскучнел и присовокупил: – А бежать не советую: окно выходит во двор и все выходы охраняются. О ревуар, господа.
Он ушел. В наступившей тишине гулко отсчитывала минуты большая стрелка на круглых стенных часах. Валя сидела с видом наказанной школьницы. Губин с наигранным равнодушием разглядывал ногти. Остальные просто молчали: Только Гиллер, нервничая, то вскакивал к деревянному барьеру, словно пытался достать телефонную трубку, то садился опять.
– Да перестаньте же, профессор, – сказал Хмелик.
– А вы понимаете, что произошло? – гневно спросил геолог. – Сошин был прав, говоря о вашем легкомыслии. Полицейский участок в чужой стране – финал вашего экспериментум круцис! Что мы скажем комиссару?
– Ничего не скажем. Комиссар найдет только пустую скамейку. Озеров, давай!
И за деревянным барьером дежурки показался знакомый уголок комнаты Хмелика – навощенный паркет, стулья в беспорядке и диван у стены, на котором одиноко сидел озабоченный Сошин.
Полицейская дежурка исчезла. Все уселись с веселым недоумением, перебивая друг друга:
– Как будто ничего и не было.
– Мираж.
– Расскажешь кому – никто не поверит.
– Ничего вы никому уже не расскажете, – требовательно вмешался Сошин. – Это первое. О браслете забудьте – это второе. Кстати, ваша авантюра продолжалась не полчаса, а час десять минут.
– Произошло осложнение, – сказал Хмелик.
– Я это предвидел.
– У меня такое впечатление, – обиженно заметил Хмелик, – что вы расцениваете наши действия как нечто противозаконное.
Профессор ответил не сразу. Он прищурил один глаз и то ли с иронией, то ли всерьез сказал:
– Конечно, противозаконное. Переход границы без соответствующих документов. Ни один прокурор не помилует.
– Какой же это переход границы? Это нуль‑переход.
– А чем он отличается от перелета на самолете без опознавательных знаков? Или на воздушном шаре? Или под водой с аквалангом? Во всех случаях использование техники для одной цели. – Увидев смущенные, даже растерянные лица, Сошин улыбнулся и прибавил: – Но нам, я думаю, это простят. Из‑за техники. Очень уж она необыкновенна…
– Простите, профессор, – перебил Губин, – вы предложили забыть о браслете. Я не ослышался?
– Не ослышались. Я имел в виду, конечно, не нашу докладную записку в Академию наук, а обывательские пересуды о происшедшем. Предположите, друзья, что за границей узнают об этой штуковине? Какие средства будут ассигнованы, какие силы приложены, чтобы раздобыть ее! С этой минуты жизнь Озерова будет в опасности величайшей: ведь только она будет стоять между ним и браслетом. И наша задача с этой минуты оберегать ее, и наша удача в том, что находка Озерова досталась не какому‑нибудь крупному или мелкому хищнику, не болвану, мнящему себя гением, а просто честному советскому человеку. Великий соблазн таит в себе эта лампа Аладдина. А владелец ее не соблазнился ничем, кроме нескольких туристских походов в майн‑ридовском вкусе.
– Кстати, один туристский поход все‑таки понадобится… – сказал Хмелик. – Вы о роще забыли.
– Верно, – согласился Сошин. – С нее‑то мы и начнем. Кто знает, может, именно там и состоится встреча, о которой мы до сих пор и мечтать не могли. |