Но как смотреть изо дня в день на эту рожу и ничем себя не выдать?! Актриса из меня не так чтобы очень хорошая, иначе поступала бы в университет искусств, а не в магический университет, и черт с ним, с даром, собственно говоря. А ведь он еще и мой научный руководитель, я с ним общаться буду чаще, чем любой другой студент. Ну, за исключением озабоченных девиц, разумеется.

Когда я вышла после окончания занятий на улицу, голова разболелась так сильно, что гильотина казалась самым подходящим препаратом для обезболивания. В разыгравшейся мигрени я считала целиком и полностью повинным все того же Купера, о котором думала весь день. Наверное, ни один мужчина так долго не занимал мои мысли.

Следовало как можно быстрей вернуться домой и заняться чем-то, что отвлечет от нового профессора. Дипломом? Так, стоп, я ведь не собираюсь снова думать о Купере! Значит, посмотрю, что там с бюджетом сестринства. Вряд ли Шерил удосужилась хотя бы вспомнить, что нам нужен какой-то там бюджет.

Когда я шла к дому Тета Пи Омега по скверу, заметила на лавочке в тени скрюченную в три погибели фигуру. Разумеется, во мне взыграла любовь к ближнему и чувству ответственности. В такой позе счастливые и благополучные люди не сидят, это факт. Или у человека в жизни все паршиво, или приступ какой-нибудь болезни накрыл, или ранили… Как бы то ни было, нельзя бросать людей в таком состоянии одних!

Я, конечно же, пошла посмотреть, кто это и что такого стряслось.

— Эй! Эй! — окликнула я страдальца. — С тобой все хорошо?

Улитка на скамейке начала разворачиваться и явила мне физиономию Уилли Ласлоу. Даже в сумерках было заметно, что лицо у парня опухшее и мокрое от слез. Похоже, у кого-то учебный день не задался…

— Со мной все плохо, — предельно честно ответил первокурсник и душераздирающе вздохнул.

Что удивительно… Он просто констатировал, я не уловила подтекста «Пожалей меня», которого можно было ожидать от ребенка и взрослого с такой же как у Уилли… странностью.

— Уилли, что стряслось? — спросила я предельно ласково, но больше для порядка, в целом я понимала, что именно могло произойти в университете с таким, как сын профессора Ласлоу.

Первокурсник снова вздохнул и ответил:

— Они меня ненавидят и не хотят дружить. Я странный.

Я не удержалась от того, чтобы сесть рядом и обнять парня за плечи.

— Они тебя вовсе не ненавидят. Просто… просто не понимают. У тебя обязательно будут друзья.

Уилли покосился на меня и отозвался:

— Ты в это не веришь, Вэл. Но ведь хотя бы ты мой друг, правда?

Сложно дружить с ребенком, если ты взрослый. Биологически Ласлоу был младше меня на семь лет, в студенческие годы немалый срок, а психологически разница была куда больше… Но, глядя в совершенно несчастные глаза Уилли, я попросту не могла отказать ему, не сейчас, когда беднягу успели измучить однокурсники.

— Конечно, Уилли. Мы с тобой друзья, причем самые лучшие.

Врала, конечно, но это как раз тот самый случай, когда ложь исключительно во спасение. Ну и как сказать заплаканному ребенку, что и тебе он тоже не особенно нужен? Для такого нужно родиться без сердца.

— Уилл!

Завертели головами мы с Ласлоу одновременно. По аллее в нашу сторону шел декан и, похоже, местонахождение Уилли Ласлоу его интересовало чрезвычайно сильно.

— Я здесь! — отозвался первокурсник не слишком громко. — Профессор Лестер хороший человек. Он на меня ни разу не кричал и сказал, что я очень умный.

Кажется, похвалу преподавателя Уилли принял очень близко к сердцу, и Дину Куперу удалось несколькими словами заслужить вечную преданность сына профессора Ласлоу.