|
Лишь осознание, что она совершила нечто очень плохое, только вот она не совсем понимала, почему же это плохо, если это было так приятно?
— Не гони киса, месть лучшее лекарство от хандры. Отвечаю, сам так лечусь. — Признался Штык.
Тут дверь в комнату открылась. Мари зашла внутрь и застыла на месте.
— О Господи…
— Эт я его хуйнул. В натуре, отвечаю. Пидор борзый был, я его и наебашал за гнилой базар.
Мари ответила тем, что закатила глаза и плюхнулась в обморок.
— Что же нам теперь делать? — Простонала Гвен. Её подружка смотрела на труп насильника и в ужасе прислушивалась к своим чувствам — вместо вины, сожаления, чего-то, что испытывать она была бы должна, вместо этого, Линда ощущала, как слабеет боль от случившегося. Девушка чувствовала торжество, её душа пылала, радостью?
— Я не хотела… — Пискнула она вновь, но и сама смогла ощутить фальшь в собственном голосе. Девушка не смогла сказать фразу до конца — она хотела. Более того, она хотела убить ещё троих.
— Да не пизди киса, — ухмыльнулся Штык, — дядя взрослый, дядю хуй наебёшь. Нормально всё.
— Зачем ты его притащил сюда? — Гневно воскликнула Гвен, сжав кулачки и с гневом праведным в глазах, глядя на Штыка. Она нашла выход своему смятению и ужасу от случившегося, в том, что б потребовать объяснений от виновника происшествия. И немного ненависти на него вылить.
— Как зачем? — Штык наклонился к Мари, пощупал пульс. — Живая, так, Гвен, вот это говно нам подтереть надо. — Указал пальцем на кровь. Потом взвалил труп на плечо. — Ленка…
— Линда…
— Похуй. Ты короче не стремайся, пидор своё получил. Ща короче одевайся, линять будем.
— Линять?
— Ну. — Кивнул поспешно, с головы покойного кусочек черепа отвалился и на пол упал. — Да ты глянь какой пиздец нарисовался. Этого хуерыгу искать будут, я щас нарисую, что б сюда особо нос не совали и мать твою мусора не цепанули. Но ты ж из нашей банды, к тому же, у тебя мотив есть, как пить дать, краснопёрки доебутся пожесткачу. Так что, тебе один хуй с нами валить надо.
— Но, как же…
— Да не парься. Чутка перекантуешься, через месяц обратно домой вернёшься.
Линда заплакала, стирая слёзы кулачками. Однако кулачки и слёзы, видимо, понадобились, что б перестать смотреть на труп парня с таким злорадным торжеством, хотя кто их там разберёт.
Женщины, они и в Африке женщины…
— Что мы теперь будем делать? — Тихо проговорила Гвен.
— Как что? — Искренне не понял её замешательства Штык. Потом похлопал ладонью по трупу парня, сейчас покоившегося на его плече. — У нас ещё три чухана живые. Найдём, накажем, а там как масть пойдёт.
Гвен округлила глаза, Линда на мгновение забыла плакать, на губах кровожадная, полная злой радости улыбка. Тут Гвен на неё взгляд бросила, и девушка поспешно обратно заплакала.
— Норм, сработаемся. Да мы ещё весь этот мир на хуй наденем! — Заявил Штык и пропал.
Девушки, стараясь друг на друга не смотреть, приступили к выполнению заданий от своего взрослого и очень странного друга.
24
Кальяри остановилась в проулке. Не просто так, не потому, что пряталась, не потому, что устала, просто хотелось есть. А тут как раз попалась еда.
— Гы-гы, Малик, смотри, белая сука что-то хочет. — Прохрипел один из двух крупных чернокожих парней, передавая своему товарищу, зажженную сигарету. С каждым словом, из его рта вырывался белесый дым, он говорил на выдохе. |