Вдруг от сильного удара подпрыгнула посуда на столе и зазвенели стекла.

— Опять фрицы развлекаются, — сказал усатый машинист, когда с треском разорвался снаряд.

— И нам скучать не дают.

После второго удара у Вани побежали по спине мурашки. Захотелось куда-то бежать, прятаться, но, посмотрев на лица сидевших кругом рабочих, он стал успокаиваться.

Радио прекратило передачу. Голос диктора сообщил, что район подвергается артиллерийскому обстрелу и населению следует укрыться.

— Это он депо наше нащупывает, — сказал отец.

— Говорят, что лучше всего прятаться там, куда он стреляет, — поднимаясь со стула, заметил черный от копоти и блестящий от масла рабочий с седой бородкой. — Пойду в депо.

Взрывы скоро стали утихать и потом совсем прекратились. Артиллерийский налет кончился, но прерванный разговор не клеился, и постепенно все разошлись.

— Ну пойдем, сынок, к начальнику.

— Уже сегодня?

— А чего ждать!

Прием Вани на работу был оформлен в один день. Уже под вечер Ваня расстался с отцом, пообещав пораньше с утра перебраться к нему в комнатушку.

С вокзала он проехал в Ботанический сад и рассказал Николаю Ивановичу о встрече с отцом и новом повороте в его жизни.

— Желаю успеха! — сказал садовод. — Для сравнения поработай и на паровозе. Проверишь, куда больше душа тянет. А меня не забывай. Парень ты хороший, а главное — у тебя чутье есть.

— Какое чутье? — спросил Ваня.

— Чутье садовода. Это ведь чувство особое. Растение понимать надо. С одного взгляда определить, что ему нужно. Почему, например, листья желтеют? Может, сухо? Может, нехватает азота или болезнь какая?

— Это практика.

— Практика практикой, а без чутья всё равно ничего не выйдет.

Поблагодарив Курнаковых за гостеприимство, Ваня отправился в штаб за документами, а потом в общежитие.

Лет десять тому назад Анна Алексеевна пришла к мужу на вокзал с маленьким сыном. Ваня с испугом таращил глаза на «щипящий дом с трубой», цепляясь за юбку матери. Вдруг рядом стоявший паровоз пронзительно засвистел и так испугал малыша, что он чуть не заболел. С тех пор у Вани осталась неприязнь к паровозу. Он не любил и побаивался этой громадной и сложной машины.

За это лето, под руководством отца, Ваня подробно изучил паровоз, и тот оказался послушным и совсем не таким сложным, каким выглядел со стороны.

А все-таки душа мальчика не лежала к паровозу.

С Гришей получилось иначе. Выписавшись из госпиталя, он перебрался к Морозовым. На другой день пошел на паровоз, и с этого дня решилось его будущее. Он влюбился в машину и ни о чем другом не хотел думать.

Степан Васильевич, видя такое рвение, охотно занимался с мальчиком и со временем начал ему давать сложные поручения при разборке и чистке отдельных частей паровоза.

Горько было сознавать отцу, что из сына не выходит хорошего машиниста. Он всячески пытался пробудить в нем любовь к машине, но ничего не помогало. Ваня внимательно слушал, послушно выполнял задания, безропотно не сходил с паровоза по неделям, как и отец, но думал о другом.

Перед глазами мальчика стояли любимые яблони.

Правда знакомство с техникой ему очень пригодилось. Он придумал и сделал в мастерской очень простую и удобную машинку для прививок и усовершенствовал распылитель.

В конце концов Степан Васильевич махнул рукой и всё внимание перенес на Гришу. Из Трубачова вырастал такой помощник, о каком можно было только мечтать.

В короткие перерывы в труде, которые были у Вани, он приходил в Ботанический сад и каждый раз узнавал что-нибудь новое.