— Ну так он же был родом отсюда, — сказал Дан, растягиваясь на земле.

— Да, отсюда. И я не могу понять, зачем он отправился жить в леса, среди этих противных деревьев, когда мог остаться здесь. В деревьях проку нет. Они притягивают молнию, и когда овцы спрячутся под ними, то можно потерять их с десяток за одну грозу. Так-то. Ваш отец знал это.

— Деревья совсем и не противные. — Юна приподнялась на локте. — А дрова? Топить углем я не люблю.

— Что? Поднимись-ка чуть-чуть повыше, тебе будет удобней лежать, — попросил мистер Дадни, хитро улыбаясь. — А теперь пригнись пониже и понюхай, чем пахнет земля. Она пахнет чабрецом. Это от него наша баранина такая вкусная, и кроме того, как говорила моя мама, чабрец может излечить все что угодно, кроме сломанной шеи или разбитого сердца, я точно не помню чего именно.

Дети старательно принюхивались и почему-то забыли поднять головы с мягких зеленых подушек.

— У вас там ничего похожего нет, — сказал мистер Дадни. — Разве может сравниться с чабрецом ваша вонючка-жеруха?

— Зато у нас есть много ручьев, где можно плескаться, когда жарко, — возразила Юна, разглядывая желто-фиолетовую улитку, проползавшую возле ее носа.

— Ручьи разливаются, и тогда приходится перегонять овец на другое место, не говоря уже о том, что животные заболевают копытной гнилью. Я больше полагаюсь на пруд, наполняющийся дождевыми водами.

— А как он делается? — спросил Дан, надвигая шапку на самые глаза. Мистер Дадни объяснил.

Воздух задрожал, как будто не мог решить — спускаться ли ему в лощину или двигаться по открытому пространству. Но двигаться вниз оказалось, наверно, легче, и дети почувствовали, как ароматные струйки, одна за другой, мягко переливаясь и едва касаясь их век, тихо проскальзывают вниз по склону. Приглушенный шепот моря у подножья скал слился с шелестом травы, колышущейся от ветра, жужжанием насекомых, гулом и шорохом пасущегося внизу стада и глухим шумом, исходившим откуда-то из-под земли. Мистер Дадни перестал объяснять и принялся вязать дальше.

Очнулись дети от звука голосов. Тень уже доползла до половины склона, и на краю лощины они увидели Пака, который сидел к ним спиной рядом с каким-то полуголым человеком.

Человек, похоже,чем-то старательно занимался. Ветер стих, и в наступившей тишине до детей долетали все до единого звуки, усиленные гигантской воронкой, как усиливается шепот в водопроводной трубе.

— Ловко сделано, — говорил Пак, наклоняясь вниз. — Какая точная вышла форма!

— Ловко-то ловко, но что для Зверя этот хрупкий каменный наконечник? Ну его! — Человек что-то презрительно отшвырнул. Это что-то упало между Даном и Юной — красивый темно-голубой каменный наконечник для стрелы, все еще хранивший тепло рук мастера.

Человек потянулся за другим камнем и снова стал возиться с ним, как дрозд с улиткой.

— Это все пустая забава, — сказал наконец человек, тряхнув косматой головой. — Ты продолжаешь делать каменное оружие просто потому, что ты делал его всегда, но когда дойдет до схватки со Зверем, увидишь — все бесполезно.

— Со Зверем давно покончено. Он ушел.

— Как только появятся ягнята, он вернется снова. Уж я-то знаю. — Человек осторожно ударил по камню, и осколки жалобно запели, разлетаясь в стороны.

— Он не вернется. Сейчас дети могут целый день спокойно валяться на земле, и ничего с ними не случится.