Огромные глаза – два темных океана, в которых мужчина может проплавать всю жизнь. Редкие улыбки бывали таинственными, а бывали озорными, и Мэт ценил каждую из них. Ему нравилось смешить ее. Если, конечно, она смеялась не над ним. На самом деле Мэт предпочитал женщин пофигуристей, но он точно знал, что если он как-нибудь улучит момент, когда Селусии не окажется поблизости, и обнимет Туон, то все встанет на свои места. И быть может, ему удастся сорвать поцелуй с этих пухлых губ. Свет, эти мечты не дают ему покоя! И не важно, что она отчитала его, словно они давно женаты. Ну, почти не важно. Пропади он пропадом, дело тут вовсе не в крошечном жирном пятне! Лопин и Нерим, слуги, приставленные к нему, передерутся за право почистить его камзол. У них и так мало занятий, так что если он не скажет, кто должен выполнить работу, – драка обеспечена. Но вслух он сказал совсем не это. Женщины обожают заставлять тебя защищаться, и если начнешь оправдываться, – пиши пропало.
– Я постараюсь это запомнить, Сокровище мое, – он улыбнулся лучшей из своих улыбок, протискиваясь мимо Селусии и бросая шляпу подле нее на кровать. Между ними оказалось скомканное одеяло, и ноги не соприкасались, но со стороны могло показаться, что он прижался к ней бедром. Глаза у Селусии были голубыми, но она одарила его таким взглядом, от которого на камзоле могли остаться выжженные дыры. – Надеюсь, в кружке у Олвера воды больше, чем вина.
– Это козье молоко, – негодующе ответствовал мальчишка.
Ах. Хорошо, наверное, что он еще не дорос даже до воды, разбавленной вином.
Туон выпрямила спину, но все равно осталась ниже Селусии, которая сама не отличалась ростом.
– Как ты меня назвал? – вопросила она настолько решительно, насколько позволял акцент.
– Сокровище. Ты придумала мне ласковое прозвище, вот и я решил тебя не разочаровывать, Сокровище.
Глаза Селусии готовы были выпрыгнуть из орбит.
– Ясно, – Туон поджала губы. Она будто бы лениво пошевелила пальцами правой руки, и Селусия тотчас встала и направилась к буфету. Тем не менее это не помешало ей сердито поглядывать на Мэта уже из-за головы госпожи.
– Замечательно, – продолжила Туон, помолчав. – Интересно, кто же выиграет эту игру. Игрушка.
Улыбка Мэта потухла. Игра? Он всего лишь попытался добиться некоторой справедливости. Но она видит в этом игру, а, значит, он может проиграть… И, наверняка, так и случится, потому что он понятия не имеет, в чем же состоит эта игра. Почему женщины все так… усложняют?
Селусия вернулась и поставила перед Мэтом щербатую кружку и покрытую голубой глазурью тарелку, на которой лежал ломоть хрустящего хлеба, горка соленых оливок шести видов и три куска сыра. Это укрепило боевой дух. Мэт надеялся на такую заботу, но не ожидал ее. Если уж женщина тебя кормит, то едва ли станет останавливать, когда ты снова попытаешься сесть за ее стол.
– И дело в том, – заговорил Ноэл, продолжая свой рассказ, – что в Айядских деревнях вы встретите женщин всех возрастов, но ни одного мужчины старше двадцати. Ни единого.
Глаза Олвера восторженно расширились. Парнишка чуть ли ни ртом ловил байки Ноэла – о странах, которые тому удалось повидать, и даже о тех, что лежали за Аийльской пустыней, – и проглатывал их, не пережевывая.
– А ты случайно не родственник Джейина Чарина, Ноэл? – Мэт задумчиво прожевал оливку и выплюнул косточку в ладонь.
Во рту остался неприятный привкус плесени. И после следующей тоже. Но он был голоден и поэтому продолжил поглощать их, заедая рыхлым белым козьим сыром и не обращая внимания на хмурые взгляды Туон.
Лицо старика окаменело, и, прежде чем он ответил, Мэт успел отломить кусок хлеба и съесть его:
– Он мой двоюродный брат, – неохотно признал тот наконец. |