Семираг спасла его от необходимости выдумывать какую-нибудь небылицу:

– Он безумен, – холодно пояснила она. Она стояла неподвижно, словно статуя. Нож Мин торчал у нее из ключицы, так что грудь черного платья была залита кровью. И, тем не менее, эта женщина напоминала скорее королеву, восседающую на троне. – Грендаль сумела бы объяснить это лучше меня. Безумие – ее конек. И все же, я попытаюсь. Вы, наверняка, знаете, что есть люди, которые слышат голоса у себя в голове. Иногда, крайне редко, эти голоса принадлежат тем, кто жил когда-то давно. Ланфир говорила, что ему известны вещи из нашей Эпохи, вещи, которые может знать только Льюс Тэрин Теламон. Так что он явно слышит голос Льюса Тэрина. И не важно, что этот голос реален. Это, скорее даже к худшему. Даже Грендаль не удавалось полностью восстановить психические функции у тех, кто слышал реальные голоса. И, насколько я понимаю, он может погрузиться в полное безумие… в любой момент. – Ее губы изогнула улыбка, однако темные глаза сохранили прежнее выражение.

Станут ли все они смотреть на него иначе после этого? Лицо Логайна представляло собой каменную маску. Башир, казалось, все никак не мог поверить. Губы Найнив приоткрылись, глаза расширились. Узы… На какой-то бесконечно долгий момент узы оставались… пустыми. Ранд не знал, сможет ли пережить, если Мин отвернется от него. Отвернуться – это лучшее, что она может сделать для себя. Однако сострадание и решимость, нерушимые, как скалы, сменили пустоту. А за ними нахлынула любовь… Такая горячая и пламенная, что он буквально мог греть над ней руки. Девушка еще сильнее прижалась к нему, и Ранд попытался накрыть ее ладонь своей. Он слишком поздно спохватился и не успел отдернуть покалеченную руку, прежде чем культя коснулась ее запястья. Узы хранили нерушимое спокойствие.

Кадсуане подошла ближе к высокой женщине и принялась рассматривать ее. Такое ощущение, что встреча с одной из Отрекшихся, ничуть ее не смутила, как и встреча с Возрожденным Драконом:

– Ты слишком спокойна для пленницы. Вместо того, чтобы отрицать обвинения, ты свидетельствуешь против себя.

Теперь Семираг холодно улыбалась не Ранду, а Кадсуане:

– Почему я должна отрицать себя? – гордость сквозила в каждом слове. – Я – Семираг.

Кто-то ахнул, а большинство сул’дам и дамани принялись всхлипывать. Одну хорошенькую, светловолосую сул’дам внезапно стошнило, а другая, коренастая и смуглая, выглядела так, будто вот-вот проделает то же самое.

Кадсуане просто кивнула:

– А я – Кадсуане Меледрин. С нетерпением жду нашей долгой беседы.

Семираг презрительно усмехнулась. Что ж, храбрости ей не занимать.

– Мы думали, она – Верховная леди, – запинаясь, принялась поспешно оправдываться Фалендре. Она чуть ли не выдавливала из себя слова. – Мы считали, что нам оказана великая честь. Она взяла нас с собой из зала в Таразинском Дворце. Появилась… дыра в воздухе, и мы прошли через нее сюда. Клянусь вам! Мы думали, она – Верховная леди.

– Значит, нет никакой армии, готовящейся ударить по нам, – подытожил Логайн. По его тону сложно было сказать, радует его это или печалит. Он вытащил меч на дюйм из ножен, а потом резко задвинул его обратно. – Что будем делать с этими? – Он кивнул в сторону сул’дам и дамани. – Переправим их в Кэймлин, как и остальных?

– Мы отправим их обратно в Эбу Дар, – сказал Ранд.

Кадсуане развернулась и взглянула на него. Ее лицо – безупречная маска Айз Седай. Однако Ранд сомневался, что внутри она столь же невозмутима. Ошейник дамани вызывал отвращение у всех Айз Седай без исключения.