Если сейчас, взрослым умом, попытаться осмыслить то тягостное ощущение, которое я тогда пережил, то, наверно, можно сказать: это было внезапно возникшее ощущение близости беды. Если не убийства, то, все равно, чего-то очень страшного и подлого. Примерно такое же ощущение, которое вызывали у нас осклизлые манящие улыбки продавцов непристойных журналов и карточных колод — улыбки, по которым сразу можно было определить, чем они торгуют. Да, страшно становилось, и хотелось бежать от них.
Мы только быстренько заглянули и увидели, что Седой садится напротив человека, который вполне заслуживает прозвище Пучеглазый. Кривой присел за соседний столик, а Седой заговорил с Пучеглазым… Но тут мы отпрянули от дверей — нам казалось, нас прогонят или по шее надают, если мы ещё задержимся — и, отойдя от пивной метров на двадцать, стали ждать, места себе не находя.
— Да, этот Пучеглазый, которому Клим нож сбыл — вот уж бандюга как бандюга! — сказал Димка. — И глаза у него… Вы заметили? Не только навыкате, но ещё и какие-то елозящие, будто он пытается всех насквозь увидеть.
— Ума не приложу, как Седой заставит его вернуть нож… — пробормотал Юрка.
— Как-то заставит… — мне хотелось верить в лучшее. — У него наверняка есть четкий план, иначе бы он не полез…
Хотя мне самому все это очень не нравилось.
— Интересно, почему Седой велел нам держаться подальше? — задался я вопросом, после небольшой паузы.
— Это ясно! — сказал Димка. — Он ведь строит из себя солидного, поэтому ему нельзя показывать, что он якшается с мелюзгой! Если поймут, что он не ради денег и не ради блатного авторитета в это дело влез — с ним никто считаться не будет, пошлют, куда подальше, и все.
— А мне думается, дело не только в этом, — проговорил Юрка. — Он не хочет, чтобы мы были там, где слишком опасно.
Я кивнул.
— Да, я думаю о том же самом. А по-моему, нам обязательно надо видеть, что делается — этот Пучеглазый в любой момент может подложить Седому какую-нибудь подлянку, на что угодно поспорю!
— Ты думаешь, ты сможешь вовремя разглядеть взрослую подлянку? — спросил Юрка.
— И потом, если мы будем близко, мы можем Седому всю игру сломать! — предупредил Димка.
— Получается, взвалили на него все самое стремное, а сами в кусты? — заспорил я.
— Да не прячемся мы в кусты! — заспорил Димка. — Ты пойми, мы можем только навредить, если вмешаемся!
— Ну, вы как хотите, а я пойду к нему! — сказал я. — Можно ведь сделать вид, будто я один из этих… ну, из мальчишек, которые вертятся всюду и спекулянтский товар сбывают! Ну, которым взрослые спекулянты всякий мелкий товар распределяют, вроде жвачки и сигарет, понимаете? И который подошел к нему инструкции получить. Седому это только прибавит авторитета!
— Не получится, — покачал головой Юрка. — Ты в новеньких джинсах и в белой футболке, а ты обрати внимание, как одеваются эти мальчишки, которые вкалывают на спекулянтов: как можно потрепанней и беднее!
— Ну… — я задумался. Юркин довод имел определенный смысл. По нам сразу было видно, что мы не из тех прожженных пацанов, которые проводят все выходные на «черном рынке» и пообтерлись тут как галька в прибое. — Все равно, я пойду. Не могу я так!.. В смысле, стоять и ждать неизвестно чего. Просто загляну, как там дела, и все. А если надо будет с разговором к Седому подойти, что-нибудь придумаю.
— Ну, смотри, — пожали плечами мои друзья. |