У нее так и вспыхнули глаза.
— Дану.
Вообще-то не совсем так. По правде, первое место выиграла наша команда, а я там был пятым колесом в колеснице.
— Жаль, стола нет, — говорю, — а то бы я тебе показал.
Эйми, довольная, смеется.
— Почему нет, есть, — и хватает меня за руку. — Пошли. Он в подвале. Это мы еще посмотрим, кто кому покажет. Я тебе такие крученые подачки устрою…
Крученые подачи? Это еще что такое? Когда я подаю, шарик сразу врезается в сетку.
Я останавливаюсь как вкопанный на первой ступеньке, ведущей в подвал. Эйми включает лампочку под потолком. Лестница крутая и дальше носа ничего не видно.
— Папа сделал там целый спортзал, — объясняет Эйми. — Вся беда только в том, что от сушилки там сплошной пар.
Я вцепился в поручни и как завороженный смотрю вниз. Деревянные ступеньки жалобно скрипят у меня под ногами.
Я добрался уже до середины, когда свет вдруг вырубился. Я остолбенел и уставился в кромешный мрак внизу.
— Вечно с этим светом беда, — замечает Эйми. — Замыкание или что-то в этом роде.
Вы и так уже, наверное, догадались, что больше всего на свете я боюсь темноты. Вернее, в известных мне местах я ее не так уж и боюсь, то есть я хочу сказать, что спать у себя в комнате я могу и без света.
Но в Эймином-то подвале я в жизни не бывал. И вот стою я на этой скрипучей лестнице в кромешной тьме, ни зги не видать, и, ясное дело, я начинаю дрожать как осиновый лист.
— Да ты чего там застрял? — раздается голос Эйми. — Спускайся же.
Откашливаюсь. Рука как прилипла к перилам.
— Там… эээ… уж очень темно. Эйми смеется.
— Но ты же не боишься темноты, Крэг. Я пытаюсь выдавить улыбку.
— Конечно не боюсь. — Только голос у меня дрожит.
— Ну так спускайся, — настаивает Эйми и несильно подталкивает в спину, отчего я чуть кубарем не скатываюсь вниз.
— Я… я… — заикаюсь я. — Я не боюсь темноты, но боюсь подвалов.
Эйми с удивлением в голосе переспрашивает:
— Боишься подвалов? — Она явно не верит. — Ты что, хочешь сказать, что чего-то ты все-таки боишься?
У меня горло словно железным обручем сдавило, будто я проглотил орех целиком, не прожевав. Я снова прокашлялся и выдавил:
— Да, подвалов.
— А почему? — не унимается Эйми.
— Видишь ли, когда я был маленький, — начал я. Думай, думай, Крэг. Работай мозгами. Придумай что-нибудь правдоподобное. — Когда я был маленький, мама как-то принесла меня в подвал. Она там не то стирала, не то гладила, уж точно и не помню. А вот все остальное помню как сейчас.
Ну давай, давай живее, Крэг. Что там случилось дальше? Что тебя так напугало?
— Ну и что дальше? — спрашивает Эйми. Хороший вопрос. Я и сам хотел бы знать.
— Э… ну, значит, так. Тут звонит телефон, — придумываю я дальше. — Мама наверх. А обо мне забыла. Оставила меня там, а сама побежала наверх.
— Сколько ж тебе тогда было? — все допытывается Эйми.
— Даже не знаю. Я тогда считать не умел, — нахожусь я. — Только я тогда еще ходить не мог, насколько мне помнится. Только сидел. И… и…
«И… и…». Ну чего заикал? Что там дальше? Да шевели мозгами, Крэг!
— Тебе трудно об этом рассказывать? — сочувственным голосом спрашивает Эйми.
— Типа того, — говорю. |