В. М. Соболевскому, 9 июня, Аксеново, Уфимской губ.

«Ну-с, а я вдруг взял и женился. К этому своему состоянию, то есть к лишению некоторых прав и преимуществ, я уже привык, или почти привык, и чувствую себя хорошо».

Ф. Кони, 12 июня, Аксеново, Уфимск. г

…«В Москве доктор Щуровский - очень хороший врач - нашел у меня значительные ухудшения; прежде меня было притупление только в верхушках легких,

 353

теперь же оно спереди ниже ключицы, а сзади захватывает верхнюю половину лопатки. Это немножко смутило меня, я поскорее женился и поехал на кумыс».

М. П. Чеховой, 3 августа, Ялта.

«Милая Маша, завещаю тебе в твое пожизненное владение дачу мою в Ялте, деньги и доход с драматических произведений, а жене моей Ольге Леонардовне - дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей. Недвижимое имущество, если пожелаешь, можешь продать. Выдай брату Александру три тысячи, Ивану - пять тысяч и Михаилу - три тысячи, Алексею Долженко - одну тысячу и Елене Чеховой (Леле), если она выйдет замуж, - одну тысячу рублей. После твоей смерти и смерти матери все, что окажется кроме дохода с пьес поступает в распоряжение Таганрогского управления на нужды народного образования, доход же с пьес - брату Ивану, а после его, Ивана, смерти - Таганрогскому городскому управлению на те же нужды по народному образованию. Я обещал крестьянам села Мелихова сто рублей - на уплату за шоссе; обещал также Гаврилу Алексеевичу Харченко (Харьков, Москалевка, свой дом) платить за его старшую дочь в гимназию' до тех пор, пока ее не освободят от платы за учение. Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно». О. Л. Книппер, 6 ноября, Ялта. «Ну-с, радость моя, вчера я был у Толстого. Застал его в постели. Ушибся немного и теперь лежит…

 354

Он, повидимому, был рад моему приезду. И я почему-то в этот раз особенно был рад его видеть. Выражение него приятное, доброе, хотя и стариковское, или вернее - старческое, слушает он с удовольствием и говорит охотно. Крым все еще нравится ему». Ей же, 15 ноября, Ялта.

…«Кто бы ни переводил, все равно толку мало, я ничего не получал и получать не буду. Вообще к переводам этим я равнодушен, ибо знаю, что в Германии мы не нужны и не станем нужны, как бы нас ни переводили». Ей же, 17 ноября, Ялта.

«Алексей Максимович не изменился. Одно только в нем, или, вернее, на нем, нескладно - это его рубаха. Не могу к ней привыкнуть, как к камергерскому мундиру».

Ей же, 21 ноября, Ялта.

…«Каждый день что-нибудь мешает жить и писать; сегодня, например, с утра явился Лазаревский (писатель в морской форме) и сидит, сидит, мучительно сидит, и неизвестно, когда его унесет нелегкая».

Ей же, 17 декабря, Ялта.

«Сейчас по телефону получил известие, что ко мне едет на извозчике турист-венгерец, посещающий всех писателей. Того не знает, что я уже не писатель, а садовник. Женатый садовник, пока еще детей не о о имеющий, но надеющийся».

 355

. Книппер, 6 февраля, Ялта. здоровье Толстого я уже писал тебе и не однажды. Было очень плохо, а теперь можно с уверенностью сказать, что развязка отодвинулась куда-то вглубь, больному лучше и что будет - неизвестно. Если бы он умер, то я бы тебе телеграфировал так: «старика нет».