Дуга, раскалываясь, пляшет,

         То выныряя, то пропав,

         Не заворожит, не обмашет

         Твой разукрашенный рукав.

         Уже давно мне стала сниться

         Полей малиновая ширь,

         Тебе – высокая светлица,

         А мне – далекий монастырь.

         Там синь и полымя воздушней

         И легкодымней пелена.

         Я буду ласковый послушник,

         А ты – разгульная жена.

         И знаю я, мы оба станем

         Грустить в упругой тишине:

         Я по тебе – в глухом тумане,

         А ты заплачешь обо мне.

         Но и поняв, я не приемлю

         Ни тихих ласк, ни глубины.

         Глаза, увидевшие землю,

         В иную землю влюблены.

* * *

         Белая свитка и алый кушак,

         Рву я по грядкам зардевшийся мак.

         Громко звенит за селом хоровод,

         Там она, там она песни поет.

         Помню, как крикнула, шигая в сруб:

         «Что же, красив ты, да сердцу не люб.

         Кольца кудрей твоих ветрами жжет,

         Гребень мой вострый другой бережет».

         Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:

         Меньше плясал я и меньше всех пил.

         Кротко я с грустью стоял у стены,

         Все они пели и были пьяны.

         Счастье его, что в нем меньше стыда,

         В шею ей лезла его борода.

         Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,

         Брызнула смехом она мне в лицо.

         Белая свитка и алый кушак,

         Рву я по грядкам зардевшийся мак.

         Маком влюбленное сердце цветет,

         Только не мне она песни поет.

* * *

         Я по первому снегу бреду,

         В сердце ландыши вспыхнувших сил.