Каждый день я благодарен, что меня принимают таким, какой я есть, без тени осуждения.

Поэтому каждый день я отстаивал права Себастьяна и других людей, с кем мы находимся в одинаковом положении, но жизнь которых не такая свободная, как моя, и кто сражается за свое место в мире, диктующем, что лишь белые и гетеросексуальные люди получают все призы в этой жизненной игре.

В груди было тесно от сожаления, облегчения и решимости. «Дай мне еще, — мысленно обращался я кому бы то ни было: Богу, волшебнику страны Оз или Мойрам.  — Подари мне еще одну надежду, что Себастьян вернется. Я в состоянии принять эту боль. А рациональные напоминания, что он не вернется — и почему — будут поддерживать меня в борьбе».

Подхватив фрисби, я бросил его Брекину. Он поймал его одной рукой, а я начал прыгать из стороны в сторону, расставив локти.

— Заставь меня как следует побегать.

Брекин поднял подбородок и засмеялся.

— Поосторожней, приятель.

— Все нормально. Бросай.

Он снова приподнял подбородок и посмотрел мне за спину.

— Сейчас заденешь парня.

Резко выпрямившись, я опустил руки и развернулся, чтобы извиниться перед тем, кто стоит позади.

И да, он стоял прямо позади, в полуметре от меня, отпрянув немного, будто я действительно вот-вот попал бы ему по лицу.

Внезапно потеряв контроль над собственными ногами, я осел и приземлился на задницу. Его фигура больше не подсвечена. И солнца позади него не было. Только небо.

Себастьян сел на корточки. С беспокойством нахмурившись, он спросил:

— Ты в порядке?

Тут подбежал Брекин.

— Эй, ты тут жив?

— Ч-ч-ч… — начал я, а потом, сделав глубокий вдох, прерывисто выдохнул. — Себастьян?

Брекин начал медленно пятиться назад. Куда он потом ушел, я не знал, но даже вспоминая этот момент, помнил лишь Себастьяна, зеленую лужайку и бескрайнее небо над головой.

— Да?

— Себастьян?

Боже мой. Его милая и дерзкая улыбка — словно всем понятная шутка. Незлобная и веселая.

— Да?

— Я лишь представил тебя идущим по лужайке, думая при этом, что Бог преподал мне какой-то жизненный урок, а спустя секунд двадцать ты стоишь прямо здесь.

Себастьян протянул мне руку.

— Привет.

— Я думал, ты должен быть где-то в Камбодже.

— Вообще-то, в Кливленде.

— На самом деле, я без понятия. Только что придумал.

— Я так и понял, — он снова широко улыбнулся, от чего вокруг моего сердца словно выстроились подпорки. — Я не поехал.

— Тебя за это в мормонскую тюрьму не посадят?

Засмеявшись, он ко мне лицом. Себастьян. Здесь. Он взял мои ладони в свои руки.

— Мы в процессе организации мне досрочного освобождения.

От взаимных шуток у меня в голова каша.

— Серьезно, я… — ощущая головокружение, я несколько раз моргнул. Окружающий мир возвращался в фокус слишком медленно. — Я не понимаю, что происходит.

— В Лос-Анджелес я прилетел сегодня утром, — не переставая всматриваться мне в лицо, Себастьян добавил: — Чтобы найти тебя.

Я тут же вспомнил день, когда нашел его на пороге своего дома, уничтоженного молчанием своих родителей. И по затылку тут же поползла холодная паника.

— У тебя все нормально?

— Как сказать. Этот аэропорт — сущий кошмар.

Прикусив губу, я сдержал и ухмылку, и всхлип.

— Я серьезно.

Себастьян еле заметно помотал головой.

— Но скоро будет. Мне гораздо лучше, когда я вижу тебя, — пауза. — Я скучал по тебе, — посмотрев на небо, Себастьян снова повернулся ко мне.