|
Рассказала сразу же, холодно и сухо, и так же холодно и сухо он принял это. До меня, в сущности, даже не дошло, что это пробудило в нем ревность. Я думала, он скорее почувствует известное облегчение. В тот вечер Эрик пришел ко мне домой. Идиотством было с моей стороны пускать его в дом, но уж очень ему хотелось. Он до того не бывал у нас ни разу. По-моему, просто хотел почувствовать себя на месте Ричарда. Мы были в холле, разговаривали. Кажется, как раз собирались уходить и ехать к Эрику. И тут заметили, что в бильярдной, войдя через сад, стоит в темноте Ричард и слушает. Я по первому же шороху мгновенно поняла, в чем дело, и включила свет. Эрик с Ричардом до тех пор никогда не встречались. Мы стояли втроем в бильярдной, и Эрик начал было произносить нечто похожее на монолог. Он не особенно растерялся и был намерен выйти из этой ситуации с гордо поднятой головой. И тут Ричард накинулся на него. Эрик — крупный мужчина, но Ричард служил в «Командос» и знал, как надо драться, а Эрик — нет. Муж ухитрился нанести Эрику удар по шее и, по-моему, оглушил его. А потом — бог знает, как это у него получилось, все произошло так молниеносно — притиснул Эрика к стене и опрокинул на него бильярдный стол.
— Ох ты, — негромко сказал Дьюкейн. — Вы знаете, какая это тяжесть, — сказала Пола. Голос ее звучал ровно, почти бесстрастно. Взгляд остановился на одном из донных камней. — Краем стола Эрику придавило ногу, верхней частью прижало его к стене. Он закричал. Мы с Ричардом пытались поставить стол обратно. Вообразите себе эту картину. Оба, не говоря друг другу ни слова, с двух концов тянем стол на себя. Эрик кричал, не переставая. Наконец стол сдвинулся немного, и Эрик сполз вниз. Ричард вытащил его наружу. Он был фактически без сознания от боли. Я пошла и вызвала по телефону скорую. Пола замолчала. — И что потом? — так же тихо, почти шепотом спросил Дьюкейн. — Потом поехала вместе с ним в больницу. Ричарда после этого я увидела уже у дверей суда по бракоразводным делам. — А Эрик серьезно пострадал? — Серьезных внутренних повреждений не было. — Пола говорила все тем же четким, внятным голосом. — Но одну ногу ему раздробило вдребезги. Ее пришлось ампутировать. Естественно, — прибавила она, — мы сделали вид, что это был несчастный случай. — Понятно, — сказал Дьюкейн, помолчав. — А дальше что? — А дальше было то, что с Эриком я рассталась тоже. Вернуться к Ричарду я не могла, мне это и в голову не приходило, тем более что он на другой же день написал мне о разводе. Я думаю, и ему стало просто невмоготу. А оставаться с Эриком мне было тоже невозможно. Что-то оборвалось, когда Ричард изувечил его прямо у меня на глазах. Эрик почти опротивел мне — как и я ему, вероятно. Какое-то время все было так скверно, что хуже некуда, глядеть ни на что не хотелось. Я внутренне отступилась от Эрика, и он стал автоматически отдаляться от меня. Мы продолжали видеться, но словно бы играя роль в какой-то кошмарной пьесе. Потом он объявил, что уезжает в Австралию. Мы оба вздохнули с облегчением. — И тогда?.. — Тогда он написал мне, уже оттуда, что встретил на пароходе совершенно изумительную девушку и собирается на ней жениться. У меня окончательно отлегло от сердца. Потом от него ничего не было слышно, покуда, примерно месяц назад, он не написал мне, что женитьба так и не состоялась, а он больше всего на свете жаждет и требует одного — видеть меня. Его пароход приходит на следующей неделе. — Вы боитесь его, — сказал Дьюкейн. — Да. Я всегда его побаивалась. Интересно, что Ричард никогда не внушал мне страха, хотя Ричард, во внешних своих проявлениях, — куда более необузданная натура. |
