Проследила за тем, как сверкающие огоньки опадают на мою испачканную одежду и гаснут, отчаянно думая, что ответить. Спорить с Гаэр-ашем смысла не было, я уже слишком хорошо его знала — будет делать то, что сам считает нужным, не считаясь ни с чьим мнением. И всё, что мне остаётся, это в очередной раз бросить вызов. Я и бросила, используя свои знания в юрисдикции Армерии — в своё время пришлось немало часов посветить изучению этого вопроса.

— Мне уже семнадцать, — проговорила я, переведя взгляд на ректора. — Соответственно, в документе о передачи опекунства должна стоять моя подпись, так?

Гаэр-аш кивнул, проявив некоторое удивление — видимо не ждал, что я так много обо всей этой канители знаю.

Вскинув подбородок, я прямо посмотрела в его глаза и отчеканила:

— Я не подпишу.

Губы ректора растянулись в нехорошей, какой-то очень нехорошей улыбке, но произнёс он явно не то, что собирался:

— И это после того, как при одном звуке голоса отчима, ты не задумываясь отвечаешь боевым арканом, чье действие заключается в отбрасывании от тебя опасного объекта?

Я промолчала.

— К слову о «не задумываясь», — ректор, заложив руки за спину, медленно направился гулять по сверкающим символам. — О-очень показательная была твоя реакция, Риаллин. Знаешь, что она означает?

Страх. Страх на грани ужаса.

— Знаю, — ответила сквозь зубы.

Гаэр-аш остановился, развернулся, улыбнулся мне своей нехорошей улыбкой и сообщил:

— Я мог бы долго объяснять тебе, что это ради твоего же блага. Или продолжительно убеждать, доказывая на практике, что в ином случае лорд Даге растратит всё твоё наследство ещё до окончания тобой Некроса. Или же сообщить, к примеру, что мерзавец уже опротестовал твою помолвку с Нортом, а для того чтобы избежать «последствий», видишь ли лорд Дастел Веридан, отец Норта, пришёл в бешенство, получив от «мелкопоместного лордика» отказ, сбежал сюда, в Седьмое королевство, где надеялся скрыться… Но, — ректор усмехнулся. — Я не стану тратить нервы и время на бесполезные попытки убедить тебя в том, что в очередной раз что-либо делается ради твоего блага. К моему искреннему сожалению, ты на редкость упряма, любовь моя. Поэтому скажу сразу — подпишешь.

Оцепенение охватило прежде, чем я успела хоть что-то сделать. И я уже не могла ни пошевелиться, ни произнести и звука, я ничего не могла.

Лорд Гаэр-аш подошёл медленно, неторопливо, остановился в полушаге, тяжело вздохнул и укоризненно произнёс:

— Почему с тобой всегда так непросто, Риаллин?

Естественно я не ответила. Судорожно сглатывая, я пыталась вернуть себе возможность произнести хоть звук, но всё было тщетно. Ректор с едва заметной улыбкой проследил за моими мучениями и с некоторым сожалением проговорил:

— Жаль, что ты предстанешь перед нотариусом в таком виде, но лучше закончить с этим быстрее. Идём.

Из странного зала я вышла практически не сама — моё тело двигалось без малейшего на то желания собственно его хозяйки. В холле Гаэр-аш остановил, подозвал одного из слуг — через минуту тот вернулся с двумя полотенцами — мокрым и сухим. Я тщательно протёрла руки и лицо влажным, затем вытерла насухо. Оценивающе взглянув на меня, глава Некроса заставил двигаться дальше, до кабинета, перед которым меня непроизвольно вновь начало трясти.

— Смелее, любовь моя, — напутствовал Гаэр-аш, распахивая передо мной дверь.

Отчим оказался в ректорском кабинете не один. Здесь, к моему удивлению, присутствовала масса народа. За столом хозяина дома восседал худощавый седовласый мужчина в чёрной мантии со значком закона на воротнике, перед которым имелась папка, содержащая несколько исписанных гербовых бумаг.