Ну, последнее было не совсем правдой. Он был толстым мальчиком и помнил, как это дерьмово. Он думал, что лучше избегать историй про воров и мародеров, чтобы не возникли вопросы, откуда он так хорошо информирован.
Он написал часть рассказа о пареньке, который был облучен радиацией, превратился в зомби и заразил всю семью, пока отец не застрелил его. Джон выдохся на середине, потому что не знал, что писать дальше. Он написал сентиментальное эссе об одиночестве, которое рассмешило его, когда он перечитал его на следующий день — совсем не то, чего он хотел достичь. Он хотел написать о парне, которого соблазнила инструкторша по теннису, но это была не совсем та область, в которой он являлся экспертом. Однажды теннисистка в клубе положила свою руку на его, показывая, как держать ракетку, но это было самое большое приближение к сексу, которое он испытал.
Самое лучшее в писательстве, по крайней мере, в попытке писательства, что оно позволяло Джону проводить время в одиночестве, прислушиваясь к тому, что у него в голове. Время от времени приходила фраза, как неожиданное послание с другого края вселенной. Он записывал эти разрозненные образы и фразы, думая, что однажды их станет больше.
К концу недели у него было не особенно много чего показывать, но он собрал все и положил в папку. Папку он передал мистеру Сноу, который сказал:
— Садись.
Джон уселся в первом ряду, чувствуя себя неловко, пока мистер Сноу читал его страницы.
— Что это такое? Ты переписал Хэмингуэя?
— Я напечатал пару глав, чтобы разогреться. Я и Фолкнера попробовал. Вы сказали приносить все.
Мистер Сноу округлил глаза и продолжил читать.
Джон следил за его лицом, но не понимал, как воспринимается его работа. Когда мистер Сноу закончил, он сложил страницы, подровнял края, положил в папку и вернул Джону.
Он не делал комментариев, так что Джону в конце концов пришлось прочистить горло и спросить:
— Ну, что вы думаете?
— По основным правилам положено иметь начало, середину и конец. По крайней мере, ты этому следуешь. Иди и попробуй что-нибудь еще.
— Что еще? То-есть, мне трудно что-то придумывать.
— Улучшай это.
Джон вернулся к работе. Он писал по ночам, обычно до трех часов, потом шел спать. Утром он спал допоздна. К полудню он принимал душ, одевался и отправлялся к Уокеру, в его дом на вершине Бергстром Хилл, около километра от его дома. Если ехать по извилистым улочкам, путешествие на скутере занимало пять минут, но Джон нашел другой маршрут, по краю долины, тарахтя вдоль лошадиных тропок, которые образовали целый лабиринт.
Ему надо было пересечь одну большую дорогу, но на ней почти не было движения.
Вернувшись домой, он проводил сорок минут, поднимая тяжести в монином домашнем спортивном зале, а потом отправлялся на длинную пробежку, километров на десять.
После этого он принимал душ, надевал спортивный костюм и тапочки и садился за письменный стол. Ел он обычно холодные хлопья или лапшу быстрого приготовления, все, что он мог себе позволить после затрат на меблировку.
В это время Уокер проводил лето, торгуя травкой. Его родители не имели об этом понятия, и, казалось, до них не доходил смысл его частых отлучек из дома или неожиданных визитов разнообразных друзей, имена которых им не сообщались. Осенью Уокер должен был начать учебу в университете Санта-Терезы. Ему не хотелось жить дома, но у него не было денег, чтобы снимать жилье и жить самостоятельно. Даже если бы он поселился еще с пятью парнями, ему бы не хватало, несмотря на деньги за травку. Джон был в той же лодке.
Когда семья вернется, Мона заставит его платить за проживание. Лайонел объяснит, что это для его же блага, для формирования характера, а не просто очередное монино издевательство. Джону придется найти работу и совмещать ее с занятиями в городском колледже. |